— Что? — переполошился Артур. — Это за мной? Нужно прятаться?
— Не знаю, но лучше уйти наверх. Если это за тобой, они тебя найдут даже в канализации. А если это ко мне, лучше не попадаться лишний раз на глаза.
Бильярдист уходит наверх, мне очень интересно, уляжется ли он к Коле под одеяло…
У калитки стоит женщина в белом халате под коротким пальто. Выхожу под козырек.
— Откройте, я к ребенку. Медсестра Климова.
Открываю калитку и чуть не падаю в грязь. В руке медсестры Климовой… металлический квадратный чемодан!
— Что с вашей головой? — спрашивает она уже перед входом в дом.
— Вши, крапивница и стригущий лишай.
— Ладно, не стойте под дождем, я вас посмотрю. Она уверенно идет в коридор к вешалке, потом — в ванную мыть руки. По ходу смотрится в зеркало случайным и почти отстраненным взглядом, поправляет волосы. Ей лет сорок пять — пятьдесят, коренастая, небольшого роста, с застывшей на лице готовностью осмотреть, диагностировать, лечить. От вида металлического чемодана у кухонного стола меня начинает мутить.
— Старайтесь во время кормления воздерживаться от заграничных фруктов, — кивает медсестра Климова на ананас.
— Садитесь. Будете завтракать?
— Да, спасибо, если нет ничего срочного с ребенком.
— Кофе?
— Я не пью кофе, вы же знаете, — укоризненно замечает Климова и вглядывается в меня.
— Тогда сами возьмите из холодильника все, что хотите, я сейчас.
Стараясь не оказаться в непосредственной близости от медсестры, я выхожу в ванную, запираюсь и в панике думаю, что делать. Если она пришла меня растворить, если она теперь вместо Марины Крайвец, то сначала ей придется меня обездвижить. Роюсь на полочках, в аптечке и, как по заказу, натыкаюсь на самую настоящую опасную бритву с костяной ручкой. Потренировавшись дергать рукой, чтобы лезвие выскакивало от одного резкого движения, кладу бритву в карман махрового халата. В другой карман на всякий случай кладу баллончик с лаком для волос.
Медсестра ест бутерброд с красной икрой и пьет какао. Еще раз моет руки в кухне, долго промокает их салфеткой, потом поворачивается и с удивлением смотрит на меня, застывшую в двери.
— Ну что, идем в детскую?
— Зачем?..
— Как это — зачем? Смотреть ребенка.
— Э-э-э… которого?
— А что, девочка плохо себя чувствует?
— Девочка?.. Нет, спасибо, девочка отлично себя чувствует, и мальчики тоже…
— Я должна посмотреть грудничка, я медсестра, — заподозрив неладное, она уже с беспокойством вглядывается в меня.
Медленно плетусь по лестнице вверх, соображая, зачем ей ребенок. А вдруг она хочет его убить? Или сделать что-то, от чего он умрет через день-два. Ерунда, зачем убивать младенца… В этом доме ей нужна только я… Или?.. Неужели Фундик прислал медсестру, чтобы убить бильярдиста?! Надо успокоиться и вернуть на лицо нормальное выражение.
Медсестра остановилась в дверях детской, подошла к кроватке и опять уставилась на меня с недоумением.
— Где ребенок?
— Ребенок?.. Ах да, сейчас принесу, минуточку, он заснул с нами, подождите здесь.
Иду в супружескую спальню и закрываю за собой дверь на ключ. Расталкиваю успевшего задремать на ковре Артура.
— Лезь под кровать!
— Почему?..
— Не спрашивай, просто залезь под кровать!
— Он туда не поместится, — высунулся из-под одеяла Коля.
— Тогда пусть спрячется в шкаф!
— Какой шкаф? Почему — шкаф? Этот? Ни за что. Коля сказал, что оттуда выпала Лена…
— Ну вы, два придурка, спрячьтесь так, чтобы вас не нашли хотя бы десять минут! И замрите!
Осторожно, чтобы не разбудить Сюшку, забираю маленького и несу в детскую.
Обхожу медсестру и укладываю его на столик.
Распеленываю левой рукой, держа наготове правую в кармане с бритвой.
— Не стоит грудничкам спать с родителями, — замечает медсестра, ставит свой чемоданчик на стул и открывает его.
Я смотрю на то, что внутри, сердце цепенеет от узнавания многих предметов — одноразовые шприцы, упаковки с лекарствами… Нет ничего похожего на оружие, электропилу или термос. Она берет стетоскоп и слушает спящего мальчика. Будит его, ощупывает ручки и ножки, заглядывает в уши. Садится на стул и достает тетрадь.
— Сколько уже Коле Сидоркину? — смотрит на потягивающегося малыша, дает ему сжать мизинец.
— Коле? Не знаю точно, лет шестнадцать-семнадцать.
Я понимаю, что сказала не то, по ее внимательному, застывшему взгляду.
— А! Коленьке! Минутку, когда же я рожала? Как раз восьмого марта, это значит, сколько нам?..
— Нам уже три полных месяца, — медленно, как больной, объясняет медсестра. — Нам уже пора агукать, пытаться перевернуться и обхватывать пальцами игрушку. Нам не стоит все время лежать запеленатым, да, Коля?.. Вы должны разговаривать с ребенком, петь ему.
— Петь? — дергаюсь я.
— Конечно, пойте…
— Я не учительница пения! — слишком громко сказано, слишком…
— Давайте я измерю вам давление и посмотрю зрачки. — Она встает и достает из чемодана прибор для измерения давления. — Покажите грудь, мне кажется, у вас температура.
— Нет, спасибо, — ухожу от нее за столик, на котором лежит маленький. — В другой раз.
— Мне кажется, вам нужна помощь, я хотела бы видеть второго ребенка.
— Второго? Второго Колю?
В комнату заглядывает Сюшка. Настороженно смотрит на медсестру, потом вдруг бросается ко мне и обхватывает за ногу, не сводя глаз с гостьи.
— Ксюша, — приседает та, — иди ко мне, я тебя послушаю.
Сюшка прячется за меня, я волоку ее на ноге вокруг стола, потому что медсестра Климова опять двинулась к нам. Так мы топчемся некоторое время вокруг стола, на котором маленький дергает ножками, засасывая кулачок. Одной рукой я глажу по голове Сюшку, другой — изо всех сил сжимаю в кармане бритву.
— Ну хорошо, — останавливается и задумывается медсестра. — Я выпишу вам успокоительное, а вы, пожалуйста, сходите к своему врачу.
— Обязательно! Успокоюсь и сразу схожу!
— Я могу поговорить с вашим мужем?
— То есть с отцом моего ребенка? — уточняю я. — Не можете. Он меня бросил. Или нет, это же я его бросила!
— А, — вздыхает она с облегчением. — Вот в чем дело… Как вы меня напугали. Тогда я пойду, а то, знаете, я уже решила вызвать сюда психиатрическую помощь… У вас такой странный вид, и голова… Жаль, что вы отрезали шикарные волосы, но брюнеткой вам тоже идет. Надеюсь, вы не натворите глупостей. Что вы прячете в кармане?