Но Валентин Борисович не дал Дронову возможности подумать и прийти к каким-либо связным умозаключениям.
– Я придерживаюсь такой же точки зрения. Выходить с публичным размещением акций на Лондонскую биржу сейчас нежелательно. Во-первых, цена акций сильно упадет, как только станет известно о возникших трудностях. Во-вторых, интерес к ним проявят в основном биржевые спекулянты, готовые рискнуть, а не стабильные инвесторы. Акции пойдут гулять по рукам. Жулье – оно и есть жулье: новые скандалы, один за другим. Это подкосит компанию, а ей нужна передышка и предсказуемость.
– Разумно. Рад, что вы понимаете ситуацию. Признаться, не ожидал – думал, что для вас главное – заполучить контракт, а дальше трава не расти – признался Дронов.
– А я действую как раз в соответствии с контрактом. Его смысл в том, чтобы дать компании стимул в развитии и привлечь дополнительные ресурсы. Именно из этого мы и исходим. Если цель не будет реализована, виноваты будут в первую очередь консультанты. Репутация моей фирмы упадет ниже плинтуса. Мне это нужно?
– Да, понимаю. Значит, придется отложить контракт до лучших времен? – с легкой надеждой спросил Дронов.
Он пытался расшифровать замысел Рюмина, понять его тайный смысл, докопаться до истины.
В благородство консультанта он не верил. Понятно, что Рюмин опасается пролететь вместе с «Интер-Полюсом» и оказаться, так сказать, в одной куче дерьма. Но мужик он тертый. Значит, не все так просто.
Дронов помолчал. Инициатива разговора была уже у Рюмина – пусть он и продолжает, а мы посмотрим.
Сомнения «хама» не укрылись от внимания Валентина Борисовича, но он решил не менять тактику. «Начнешь метаться, придумывать новые ходы, суетиться – будет еще хуже. Лучше продавливать свои аргументы и не замечать возражений, игнорировать логику собеседника. На таких, как Дронов, это действует».
– У меня конкретное предложение, – начал жестко давить Рюмин. – Вместо того чтобы выбрасывать акции на биржу и терять контроль над ними, лучше найти солидного инвестора и продать ему весь пакет, но с четкими обязательствами с его стороны. Без права перепродажи в обусловленный период времени. Без всякого риска компания получит ресурсы для развития.
– А вы свои комиссионные, – не удержался от комментария Дронов.
– Крупная сделка, – проигнорировал это замечание Рюмин, – подтвердит надежность «Интер-Полюса» и погасит нежелательные слухи. В результате стоимость акций пойдет вверх. Вот тогда вы действительно сможете реализовать часть акций на рынке по выгодной и справедливой цене – если, конечно, захотите. Но я думаю, что этого не потребуется – на данном этапе привлечение серьезного инвестора решит все проблемы.
«Красиво излагает, собака. Вроде все правильно. Хуже нам, во всяком случае, не будет».
Помолчав некоторое время и водрузив на лицо маску глубокой задумчивости, Дронов счел своим долгом от восторгов воздержаться.
– Гладко было на бумаге, да забыли про овраги! Где же нам такого доброго дядю найти? – мечтательно сказал Дронов и скептически посмотрел на Рюмина.
– Мы бы взялись за подбор инвестора, – предложил Валентин Борисович. – Но для этого нам нужно принципиальное согласие руководства «Интер-Полюса» и внесение изменений в контракт о консалтинге. Порядок есть порядок. Если компания воздерживается от публичного размещения акций и настроена вести переговоры с конкретным инвестором, это меняет цели, формы и методы нашей работы, а также критерии эффективности.
– Это-то понятно, – попытался отмахнуться Дронов. – Я не возражаю. Переговорите с Крюковым. Я поддержу.
«А вот сейчас, голубчик, ты уже никуда не денешься», – мстительно подумал Рюмин.
– Мне неудобно, – сказал Валентин Борисович.
– Не понял?
– Обязательно переговорю, но сначала вы. Вы ему предложите, посмотрим на реакцию, и я подключусь.
– А почему неудобно?
«Все-таки он тупой».
– Крюков может воспринять мое обращение как признак слабости и необязательности, – терпеливо разъяснял Рюмин. – Дескать, мы испугались и включаем обратную. Несолидно. Мое предложение он воспримет с недоверием, и погубим хорошую идею. В конце концов, мы можем тупо продолжать готовить запуск акций на бирже. Свои обязательства мы выполним, а вам дальше распутывать. Кто же знал, что будет наезд?
– Ну, это вы зря! Крюков – разумный человек. У него котлеты отдельно, а мухи отдельно.
– Не уверен, – обреченно заметил Рюмин.
Дронов вообще-то был согласен с этими опасениями. «Крюков еще тот долдон. Пока до него достучишься! Привык, что всю черновую работу выполняет генеральный директор, а сам красуется на презентациях. Из поездок не вылезает – весь мир объехал, а толку?»
– Я предлагаю следующую схему, – продолжал Валентин Борисович. – Вы переговорите с Крюковым, изложите ему идею. Если он заинтересуется, я готов пойти навстречу. Разумеется, все рабочие варианты по инвесторам мы предварительно с вами обсудим, а уже затем будем их двигать.
– Можно попробовать.
– Только не говорите Крюкову о наших договоренностях, – предупредил Валентин Борисович.
«Продаст или нет? Пожалуй, нет. Ему невыгодно. Больше всего он не хочет головной боли с новыми акционерами. Все же продаст – не выдержит. Ладно, не страшно. Главное, чтобы он убедил Крюкова. Ему это сделать проще», – анализировал ситуацию Рюмин, ожидая, что еще может возразить или предложить Дронов.
Но «красный директор», кажется, согласился.
Окончательно.
«При этом раскладе я вроде ничего не теряю. Опять же контроль с моей стороны, а то консультант – мужик прыткий».
Рюмин читал мысли Дронова – «и хочется, и колется». Ему даже стало немного скучно.
Он знал, что сейчас тот подписал себе смертный приговор.
* * *
– Я сразу тебя полюбила. С первого взгляда. – Кристина чуть влажной ладонью гладила Максимова по лицу.
Ее глаза напоминали холодную голубизну балтийской воды или зеркальное отражение белорусских болот.
Волосы разметались по подушке. Щеки раскраснелись.
«Как маленькая девочка», – подумал Максимов и нежно поцеловал припухшие губы.
День обещал быть солнечным. Розоватые лучи бросали отблеск на острые каменные башни за окном. Максимов чувствовал себя как во сне – словно он оказался посреди декораций на сцене Большого театра и сейчас зазвучит мелодия «Рассвет над Москвой-рекой». Кристина жила на двадцатом этаже сталинской высотки на Котельнической набережной. От вида на реку и шпилей остроконечных башен перехватывало дыхание.
– Это твоя квартира? – спросил Максимов.
– Моя и отца, но он бывает здесь редко. Я тебе говорила.
– Он что, большой начальник?
– Он мечтал стать большим человеком, но ничего не получилось. Способностей много, не хватило главного.