— И ты из-за этого напился? — искренне изумилась Оля. — Было бы из-за чего! Естественно, что экранизация всегда отличается от книги. В кино свои законы. Актеры должны быть сексапильными, они должны проявлять эмоциональность, чтобы заводить зрителя, и вообще, какая разница, какие волосы у Чистякова — темные или рыжие?
— Тебе-то, конечно, никакой, — с горечью произнес Игорь. — Истина для тебя не имеет значения. Иногда мне кажется, что в этом мире истина вообще ни для кого не имеет значения. Хочешь текилы?
— Не хочу. И тебе уже хватит.
— Я сам знаю, хватит мне или не хватит. Это уже становится невыносимым. Я должен на что-то решиться. Сначала Маринина пишет обо мне, а теперь еще и кино снимают!
— Помнишь, как мы с тобой танцевали? — неожиданно переменила тему Оля.
— При чем тут это?
— В тот вечер ты мне говорил, что иногда тебе кажется, что на самом деле ты мужчина и тебе хочется быть мужчиной, а я ответила, что ты можешь сделать свой выбор и быть тем, кем ты захочешь. Ты решил быть мужчиной, и тебе это понравилось. Почему бы тебе вновь не сделать тот же выбор? Оставь Каменскую для книг и сериалов. Я не верю, что тебе на самом деле может нравиться такая жизнь, как у нее.
— Не имеет значения, нравится мне ее жизнь или нет, — пожал плечами Филимонов. — Я — Каменская. Сам не понимаю, что на меня тогда нашло. Сейчас я чувствую себя Каменской и не могу сделать выбор, потому что его для меня не существует.
— Ладно, допустим, выбора у тебя нет. А свечи у тебя есть?
— Свечи? При чем тут свечи?
— Доверься мне. Ты же хочешь, чтобы тебе стало легче? Или предпочитаешь и дальше терзаться от обиды и ярости? У тебя что, мазохистские наклонности?
— Выдвини этот ящик. Свечи там.
— Отлично! А где у тебя ванная?
— Направо по коридору.
— О! Да у тебя джакузи! Тебе нравится гидромассаж?
— Понятия не имею. Обычно я только стою по утрам под душем, чтобы окончательно проснуться.
— Ну ты даешь! Сейчас ты узнаешь, что такое лежать в джакузи с ароматическими маслами при мерцающем свете свечей и слушать приятную романтическую музыку.
— Не думаю, что мне это поможет, — с сомнением покачал головой Игорь.
— Поможет. Обязательно поможет, — подмигнула ему Оля.
* * *
— Отлично! Все просто отлично! Нам повезло! — воскликнул Додик Дацаев, отключая сотовый телефон.
— Что? Нашли продавца? — взволнованно спросил Тофик.
— Почти сразу. Причем оказался наш, дагестанец, Махмуд Асыров. С первого взгляда опознал парикмахера по фотографии. Этот гомик вел себя как последний дурак. Представляешь, попросил самые большие кроссовки. Махмуд говорит ему:
"Зачем, дорогой, тебе кроссовки такого большого размера? Для друга?”. “Для друга”, — отвечает парикмахер, а сам кроссовки прямо на тонкие спортивные туфли надевает. “Ты что, дорогой? — удивился Махмуд. — Кто ж так обувь меряет?” А парикмахер отвечает: “Я всегда так делаю, когда для него обувь покупаю”. Так и купил кроссовки сорок шестого размера.
— Здорово! — восхитился Тофик. — А когда Христопродавцева порадуем? Прямо сейчас?
— Сейчас поздно. Лучше завтра, — усмехнулся Дацаев. — Махмуд уже предупрежден. Всю правду милиции как на духу выложит.
* * *
— Раздевайся, — сказала Оля.
— Раздеваться? Зачем? — удивился Игорь.
— А ты собираешься лежать в джакузи в одежде?
— Может, ты выйдешь?
— Зачем?
— Я не хочу раздеваться при тебе.
— В чем дело? Раз мы обе женщины, какие могут быть проблемы? Уверяю тебя, у меня нет лесбийских наклонностей. Меня привлекают исключительно мужчины. К тому же я собираюсь принять ванну вместе с тобой. Ты же видишь, здесь три подголовника. Это джакузи рассчитано на трех человек, так что мы не будем беспокоить друг друга. Быстро снимай с себя все и лезь в ванну. Не спорь.
Игорь смотрел на нее с каким-то странным выражением. Его дыхание участилось.
— В твоем присутствии со мной происходит что-то необъяснимое. Сейчас, как и тогда в ресторане, мне снова начинает казаться, что у меня есть выбор.
— Так и должно быть. Раздевайся. В любом случае ты ничего не проиграешь. Если ты окажешься женщиной, мы просто примем ванну и поболтаем, как добрые подружки, но если вдруг ты решишь быть мужчиной… — Оля мечтательно вздохнула. — Это будет просто потрясающе! Давай я тебе помогу.
Подойдя к Филимонову, девушка начала медленно расстегивать на нем рубашку.
* * *
Муха, жужжа, кружила по комнате, как американский вертолет над джунглями Вьетнама. Она отыскивала место для посадки. Внизу виднелся холмистый рельеф, местами излучающий тепло. Мухе нравилось тепло. Сделав еще пару кругов, она выбрала небольшую коническую возвышенность с двумя темными овальными впадинами и спикировала, четко приземлившись на ее вершину.
Юра Демарин пошевелил носом. Муха насторожилась и расправила крылья, готовясь взлететь при малейшем признаке опасности. Юра еще раз пошевелил носом и тихо захихикал во сне. Ему снилось, что обнаженная Селена щекочет его волосами, а он, смеясь, игриво покусывает ее за соски.
На тумбочке возле кровати пронзительно зазвенел телефон. Звук вплелся в сновидение, трансформировавшись в стоны художницы, когда его член с силой вошел в нее. Телефон звонил и звонил, стоны становились все громче и пронзительнее, теперь и Юра тоже стонал, метался и кричал, погружаясь в головокружительный экстаз, какого он не испытывал никогда в жизни…
— Да что с ними всеми случилось? — проворчал Гоша Крестовоздвиженский, опуская трубку на рычаг. — Уже десять часов, а Демарин до сих пор не появился на работе, дома его тоже нет, да и у Игоря телефон не отвечает. Возможно, его нет дома, но мобильный-то он зачем отключил?
Гоша взволнованно зашагал по кабинету. Что же делать? Уже давно пора звонить генералу Елагину, надо продолжать разрабатывать версию с Вадимом Кругликовым, а напарники ни с того ни с сего оставили его одного. Полная безответственность с их стороны. Зачем тогда друзья, если на них нельзя положиться в самый ответственный момент?
"Ладно, я и сам могу позвонить генералу, — решил Гоша. — И без них справлюсь”.
Мобильный телефон генерала, к его удивлению, тоже не отвечал. И он туда же! Крестовоздвиженский почувствовал, как его поневоле охватывает тревога. Понимая, что, возможно, он напрасно это делает, Гоша не удержался и набрал домашний телефон Елагина.
Ему ответил женский голос, тихий и бесцветный, как последний вздох умирающего.
— Извините, я могу поговорить с Петром Ильичом?
— Петра Ильича больше нет. Он… он умер вчера от сердечного приступа.