— Ой, простите! — выдохнул Гоша. — Извините меня, ради бога. Я не знал…
В трубке раздались короткие гудки.
"Убили! — мелькнуло в голове у милиционера. — Генерала убили. Демарин и Игорь тоже исчезли. Мобильный телефон не отвечает. Даже Марины дома нет. Неужели и их?.. А ведь меня предупреждали, что нельзя связываться со спецслужбами. Дурак! Какой же я дурак!”
Сотрудники управления с удивлением оглядывались вслед мчащемуся по коридорам и лестницам Гоше. Громко хлопнув дверью, Крестовоздви-женский наконец выскочил на улицу и бросился наперерез резко затормозившему такси.
"К Юре или к Игорю? — думал Гоша. — Лучше к Игорю. Это ближе. Трупы. Там будет полно трупов. Наверняка его убили вместе с Мариной!”
— Куда едем? — недовольно спросил таксист. Вздрогнув при звуке его голоса, Крестовоздвиженский назвал адрес.
* * *
"Селена Далилова. “Восхождение на Олимп”. Цена 2800 долларов”, — прочитал Андрей Бочаров на табличке рядом с картиной. Этот холст размером 40х60 см был самым дешевым из выставленных в “Экстази” шедевров художницы-секс-бомбы. К счастью для Бочарова, его психика оказалась более устойчивой к воздействию сюрреализма, чем у Гоши Крестовоздвиженского, и его взгляд, направленный на картину, выражал лишь легкое недоумение.
На фоне красного бархатного занавеса, отороченного золотой каймой, Селена расставила несколько блестящих новеньких пюпитров, на которых были живописно разложены добрые шматы украинского сала вперемешку с отрезанными, но, несмотря на это, весьма сексапильными женскими грудями. На грудях и на сале, имитируя синие чернила печатей, которые раньше были в ходу на колхозных рынках, были отштампованы ноты и портреты композиторов — Моцарта, Вагнера, Чайковского.
— Актуальное искусство, твою мать! — хмыкнул Андрей, укоризненно качая головой. — Совсем охренели. Не зря в советское время самопальные выставки абстракционистов бульдозерами с землей ровняли. Все требовали, видишь ли, свободы самовыражения. Вот и получили они ее, это свободу. И что с ней сделали? Отрезанные бабские сиськи с портретами композиторов рисуют и называют это искусством, а сами, чтобы продать это искусство, ноги раздвигают, как дешевые шлюхи с панели.
Слегка прижимистый по натуре, Бочаров привык контролировать свои траты, ограничиваясь лишь самым необходимым, и стоимость картин Далиловой слегка шокировала его. Впрочем, если ему удастся разговорить Селену, эти деньги окупятся сторицей. Конечно, можно было сэкономить, похитив художницу и бесплатно выудив у нее всю необходимую информацию, но потом ее пришлось бы убить, и, хотя милиция никогда не вышла бы на его след, у его бывших коллег из ФСБ могли бы появиться нежелательные подозрения. А этого не хотелось. Очень не хотелось.
"Надо будет спросить Селену, что она хотела сказать этой картиной”, — подумал Андрей, направляясь к столику администратора.
— Я хочу купить “Восхождение на Олимп”. И, разумеется, познакомиться с художницей, — неприятно улыбаясь тонкогубым ртом, сказал он.
* * *
Марина Буданова испуганно вскрикнула, когда между закрывающимися дверцами лифта просунулись чьи-то руки. Резким рывком раздвинув двери, в лифт влетел тяжело дышащий мужчина и, то ли не успев, то ли не пожелав затормозить, тяжело навалился на девушку.
Отчаянно завизжав, Марина изо всех сил оттолкнула бандита и, вспомнив уроки карате, которые она когда-то брала, со всей дури заехала ему ногой в пах.
Мужчина с болезненным криком врезался спиной в уже захлопнувшиеся дверцы.
— Гоша? — изумленно воскликнула Марина.
Крестовоздвиженский ничего не ответил. Мыча и похрюкивая от боли, он съехал на пол, держась руками за поврежденную часть тела.
— Боже мой! Гоша! Я не знала, что это ты! — бросилась к нему Марина. — Прости!
В глазах милиционера стояли слезы. Он попытался что-то сказать, но из перехваченного спазмом горла вырывалось лишь нечто совершенно неудобоваримое.
На девятом этаже лифт остановился, дверцы открылись, и Гоша вывалился в коридор.
— Сейчас! Подожди! Я помогу тебе, — волновалась Марина, не зная, что делать — то ли помогать корчащемуся на полу Крестовоздвиженскому, то ли доставать из сумочки ключи.
— Ой! — выдохнул наконец немного оклемавшийся Гоша. — Значит, ты жива?
— Вроде да, — удивилась Марина. — А в чем дело?
— Я звонил, но никто не брал трубку. Вот я и подумал, что вас всех убили.
— А почему вдруг нас должны были убить? Крестовоздвиженский растерялся:
— Ну-у, не знаю. Просто я звонил, дома никого нет, а у Игоря и мобильный не отвечает. Вот я и подумал, что вас убили.
— А ты у нас, оказывается, оптимист, — покачала головой Марина. — Просто я не ночевала дома, а Игорь, наверное, отключил телефон, чтобы его не беспокоили. Тебе не кажется, что это более простое объяснение?
— Теперь кажется, — согласился Гоша. — Сам не понимаю, с чего это я вдруг запаниковал? И Юра Демарин куда-то пропал.
— Значит, ты поэтому так спешил? Крестовоздвиженский смущенно кивнул. Марина отперла дверь.
— Игорь, ты дома? — крикнула она. Никто не ответил.
— Может, он спит? — предположила Марина. — Хотя в это время он обычно поднимается. Или вышел куда? Сейчас проверим. По твоей милости я уже сама начинаю беспокоиться.
Быстрым шагом пройдя по коридору, Буданова распахнула дверь спальни брата и шагнула внутрь. Гоша ввалился в комнату вслед за ней.
— Ой! — сказала Марина. — Извините. Оля Кузина смущенно вскрикнула и натянула на себя одеяло.
Игорь лениво потянулся и открыл глаза. Затем он тряхнул головой, зажмурился и снова открыл глаза, но, увы, кошмарное видение не исчезло. Он, вернее, Анастасия Каменская лежала в постели рядом с голой Оленькой Кузиной, а на них с выражением неподдельного изумления на лицах смотрели застывшие у двери Алексей Чистяков и смертельно влюбленный в Олю Гоша Крестовоздвиженский.
— Лешик… Чистяков… Это не то, что ты думаешь, — непослушными губами пробормотал Игорь избитую фразу, абсолютно бессмысленную, но почему-то наиболее распространенную в подобных ситуациях.
— Я не Чистяков, — покачала головой Марина. — А ты не Каменская.
Приблизившись к кровати, она резким движением сорвала с брата одеяло.
— Посмотри на себя! — воскликнула она. — Ты Игорь Филимонов, и ты самый настоящий мужчина. Так даже Каменская не замаскируется.
— И еще какой мужчина! — блаженно закатила глаза Оля.
— Что ты делаешь? — подпрыгнул от неожиданности Игорь, поспешно прикрывая подушкой свои выставленные на всеобщее обозрение мужские достоинства. — Кстати, в “Иллюзии убийства” еще почище гримируют.
— Но у тебя-то все настоящее. Это уж точно не грим, — ввернула Кузина.
— Я счастлива за тебя, за вас обоих, — с чувством произнесла Буданова. — Ты не представляешь, как я рада, что все так получилась.