Макс получил на службе лишь несколько свободных дней, и медовый месяц новобрачные решили провести в «Мире Диснея». Выбор банальный, но, по мнению Бонни, все лучше, чем Ниагарский водопад. Каким бы он ни был грандиозным, ему не удержать интереса Макса. Как выяснилось, Микки-Маус тоже не смог. После двух дней в «Волшебном царстве» Макс начал дергаться, как вор-домушник без дела.
Потом разразился ураган, и Максу захотелось непременно все увидеть своими глазами…
Бонни предлагала не уезжать из Орландо, обхватить друг друга под шершавыми гостиничными простынями и трахаться под барабанящий в окна дождь. Неужели Максу этого мало?
Она едва не задала этот вопрос, когда они сидели во дворике Августина после приключений в Городке на Сваях. И позже, по дороге в аэропорт. И еще раз, когда у выхода на посадку Макс (от его волос и одежды воняло табаком) рассеянно ее приобнял.
Но Бонни не спросила. Момент не соответствовал, Макс весь был нацелен на дело. Взрослый мужчина, какого мать для нее и хотела. Вот только Макса считала козлом. Отцу же он показался славным малым. Ему все приятели Бонни казались славными малыми.
Интересно, что он сказал бы сейчас, когда она ехала в больницу, втиснувшись на переднее сиденье пикапа между одноглазым похитителем, обкуренным жабьим молоком, и человеком, который уцелел в авиакатастрофе и жонглировал черепами.
У Бренды Рорк в трех местах была пробита голова и раздроблена скула. Врачам удалось остановить кровотечение из разбитого правого виска. Пластический хирург залатал подковообразную рану на лбу, пришив лоскут кожи выше линии волос.
Бонни еще не приходилось видеть таких ужасных ран. Они потрясли даже губернатора. Августин не отрывал глаз от своих ботинок – больничные звуки и запахи были слишком знакомы, от них пересохло во рту.
Обе руки Бренды уместились в одну ладонь патрульного. Взгляд ее открытых глаз блуждал, но она не видела никого, кроме Джима. Преодолевая боль и заторможенность от лекарств, Бренда пыталась что-то сказать. Джим склонился к ней, потом выпрямился и негромко, сдерживая гнев, проговорил:
– Подонок забрал кольцо. Материнское, обручальное.
Сцинк так тихо выскользнул из палаты, что Бонни с Августином заметили это не сразу. За дверью губернатора не оказалось, но их внимание привлекала суета белых и синих халатов в конце коридора. Сцинк вышагивал по инкубатору новорожденных с двумя младенцами на руках и с беспредельной печалью разглядывал спящих малышей. Несмотря на кудлатую бороду, грязные армейские штаны и ботинки, он казался безобидным. Три здоровых санитара совещались у питьевого фонтанчика – видимо, попытка переговоров результатов не принесла. Джим Тайл спокойно вошел в инкубатор и водворил младенцев обратно в стеклянные колыбели.
Никто не вмешался, когда полицейский выводил Сцинка из больницы, – со стороны это казалось обычным арестом: уличного сумасшедшего забирают в тюрьму. Джим Тайл, придерживая Сцинка, быстро вел его по лабиринту бледно-зеленых коридоров. Оба о чем-то напряженно говорили. Бонни с Августином, огибая инвалидные коляски и каталки, едва поспевали следом.
На стоянке Джим Тайл сказал, что ему пора на службу.
– Едет президент. Угадайте, кому придется расчищать для него дорогу.
Он сунул Сцинку в руку какую-то бумажку и сел в патрульную машину. Губернатор, не говоря ни слова, улегся в кузове Августинова пикапа, скрестил руки на груди и уставился здоровым глазом в облака.
– Что нам с ним делать? – спросил Августин.
– Решайте сами. – Полицейский выглядел совсем измученным.
Бонни спросила, как Бренда.
– Врачи надеются, выживет, – ответил Джим.
– А как с бандитом?
– Не поймали, – сказал полицейский, – и не поймают. – Он пристегнул ремень, захлопнул дверцу и приладил темные очки. – Флорида – это было нечто особое, – добавил он задумчиво. – Давным-давно.
Из кузова пикапа донесся звериный вопль.
– Приятно было познакомиться, миссис Лэм. – Джим Тайл смотрел поверх очков. – Поступайте, как сочтете нужным. А капитан – он поймет.
И полицейский уехал.
Возвращаясь в аэропортовскую гостиницу, где Макс снял ей на день номер, Бонни положила голову Августину на плечо. Его пугали предстоящие часы прощанья. Расставаться лучше сразу – застегнули чемоданы, захлопнули двери, и отъезжающее такси взвизгнуло сцеплением. Августин посмотрел на часы в приборной доске – до ее рейса оставалось чуть меньше трех часов.
Через заднее окошко Бонни увидела, что Сцинк натянул на лицо купальную шапочку и свернулся нескладным калачиком.
– Интересно, что на той бумажке, – сказала она.
– Думаю, имя или адрес, – ответил Августин.
– Чьи?
– Это всего лишь догадка, – сказал он, и все же поделился предположением.
Тем вечером Августину не пришлось прощаться, потому что Бонни в Нью-Йорк не полетела. Она сдала билет и вернулась в дом Августина. Бонни оставила Максу сообщение на автоответчике, но ответ пришел уже за полночь, когда она спала в комнате с черепами.
Днем 28 августа в кухне Тони Торреса зазвонил телефон.
– Подойди, – сказал Щелкунчик.
– Сам подойди, – огрызнулась Эди.
– Очень смешно!
Щелкунчик не мог ходить – удар монтировки разбил ему правую ногу. Он лежал в кресле, обложив колено тремя пакетами льда, который Эди купила за пятьдесят долларов на Куэйл-Руст-драйв у бандита, проезжавшего в грузовике с рыбой. Деньги Щелкунчик выделил из гонорара Уитмарков. Он не сказал, сколько у него осталось, и умолчал о полицейском пистолете в джипе, на случай если Эди опять психанет.
Телефон все звонил.
– Ответь, – сказал Щелкунчик. – Может, это твой дружок Ссантаклаус.
Эди подошла к телефону. На другом конце раздался женский голос:
– Алло? – Эди бросила трубку.
– Это не Фред.
– Кто, на хрен?
– Я не спрашивала, Щелкунчик. Нас тут быть не должно, ты не забыл? Похоже на межгород.
– А вдруг из страховой компании? Может, чек готов.
– Нет, Фред бы сказал.
– Он смылся! – хохотнул Щелкунчик. – Ты его своей шахной напугала!
– На сколько спорим, что вернется?
– Конечно, без такой восхитительной кормы ему жизнь не мила.
– Ты даже себе не представляешь насколько! – Эди высунула язык. Может, она и недостаточно хороша для юного Кеннеди, но юный мистер Дав в жизни лучшего не видел. Кроме того, назад ходу нет – Фред уже подал липовое требование.
Опять зазвонил телефон.
– Черт! – ругнулась Эди.
– Ну помоги же мне! – Щелкунчик раздраженно заелозил в кресле. – Дай руку!