Выждав несколько минут и уверившись, что «благодарные жильцы» удалились на безопасное расстояние, Надежда выскользнула в коридор и подошла к лифту. Она выяснила, что редакция «Балтийских ведомостей» расположена на четвертом этаже и нажала соответствующую кнопку.

Коридор четвертого этажа больше всего напоминал сумасшедший дом накануне ревизии.

По нему во все стороны носились взмыленные сотрудники с выпученными от озабоченности глазами. Периодически они хватали друг друга за руки и истерически вскрикивали:

— Когда будет материал для четвертой полосы? Или…

— Сколько строк в завтрашнем номере освободить под твою врезку? — или еще что-нибудь такое же, на взгляд Надежды, бессмысленное.

Во всем этом газетном муравейнике было только одно место, где местные сумасшедшие на какое-то время затихали: площадка рядом с урной в конце коридора, над которой красовалась табличка «место для курения». Здесь сотрудники редакции на какое-то время замирали, торопливо выкуривали сигарету, затем замечали несущегося по коридору коллегу и бросались на него, как орел на рябчика, с боевым кличем:

— Ты когда, наконец, сдашь свою статью?!

Надежда Николаевна, лавируя среди стремительно проносящихся газетных орлов, пробилась к месту для курения и сразу же обнаружила там несколько полноватую, коротко стриженную девицу без общего для всех газетчиков безумного блеска в глазах. Девица докуривала тонкую коричневую сигаретку и собиралась выкинуть окурок, когда Надежда возникла рядом с ней и протянула открытую пачку «Вог».

В принципе, Надежда Николаевна давно уже бросила курить, вняв бесконечным предупреждениям Минздрава, но иногда нарушала свой обет, поскольку ничто так не способствует разговорчивости, как совместно выкуренная сигаретка. Вот и сейчас, по дороге в редакцию, она запаслась пачкой приличных сигарет.

Девица благодарно кивнула и оглядела Надежду изучающим взглядом.

— Из бухгалтерии? — спросила она наконец, выпустив в потолок аккуратное облачко дыма.

— Не совсем, — уклончиво ответила Надежда, — вот устраиваться пришла, да только мне сказали, тут народ ужасный работает…

— Врут, — односложно отозвалась девица. — Кто это сказал? Психи — это да, все как один, ну вы и так видите, а так — ничего, народ неплохой, работать можно.

— А у меня соседка здесь работала, так говорит — ее одна девица чуть живьем не съела, Горностаева, — не знаешь такую?

— О! Горностаева — это да! — Девица выразительно округлила глаза. — Эта могла сожрать! Причем живьем и без горчицы! Да только вы не волнуйтесь, Ирки уже нету, она ушла. Уволилась.

— Как же так? — Надежда Николаевна изобразила удивление. — Обычно такие, зубастые пираньи, всех остальных выживают, а сами стоят на смерть, уволить их можно только посмертно…

— Правильно мыслите, — одобрила девица, — только Горностаева, она ведь с повышением ушла, а вообще история была та еще…

Надежда изобразила пристальное внимание, и ее новая знакомая охотно приступила к рассказу:

— Ирка Горностаева пришла к нам из «Петербургского вестника», это такая маленькая, нищая, зачуханная газетенка с тиражом полтора экземпляра. А до этого «Вестника» она вообще в какой-то заднице работала, где-то в медвежьем углу. Там читатели — три коровы и одна овца, так что сами понимаете, как она должна была рваться в большой город! А гонору при этом в ней — как будто только вчера из Нью-Йорка прилетела и до нас в «Тайме» вкалывала! Правда, надо признать — писала она неплохо, хлестко и выразительно, и еще у нее удивительное чутье на скандал было. Наверное, потому, что сама прирожденная скандалистка.

Она и из «вестника» к нам тоже на волне скандала приплыла — напечатала какую-то острую статейку, которую заметил наш главный. Правда, что-то там было с той статьей не так — то ли она не проверила факты, то ли никаких фактов и вообще не было, но кого это интересует?

Важно, что был скандал, а для газеты скандал — это все, это — тираж и интерес читателей…

В общем, взял наш главный Горностаеву, а сам, как назло, укатил в отпуск на Багамы. Ну она тут и развернулась на оперативном просторе! Каждому в редакции успела на любимую мозоль наступить! А когда ее пытались ввести в оглобли, она всем нагло отвечала: меня Иван Альбертович взял, и никому, кроме него, я не подчиняюсь!

Короче, все уже не могли дождаться, когда главный вернется. А он обычно больше двух недель никогда не отдыхал, а тут на целый месяц оторвался. Вот и поимел через это полный комплект неприятностей!

Девица выпустила в потолок очередное облачко, отдаленно напоминающее летающую тарелку, и продолжила:

— В отсутствие главного Горностаева никому отчета не давала, и никто не знал, чем она занимается. Когда начальник отдела, Захар Самсонович, подходил к ней с вопросами, она отвечала, что проводит журналистское расследование, и с результатами его своевременно ознакомит. И как раз перед возвращением главного притащила она наконец статью. Захар в это время улетел в Нижний Новгород, а ответственным выпускающим остался Славик Сеточкин. Он парень хороший, но не боец, и когда на него Горностаева наехала, не смог отбиться. Короче, пошла статья в номер. Наутро газета вышла — и у всех, кто в курсе, началась нервная почесуха. В общем, наша скандалистка тиснула материал про то, что большой благотворительный фонд содержится на средства известного уголовного авторитета и занимается тем, что отмывает для него деньги…

— А что, разве такого не бывает? — поинтересовалась Надежда.

— Очень даже бывает, — девица смерила ее насмешливым взглядом, — да только тот авторитет, про которого она написала, — на минуточку — учредитель нашей газеты! Главный, когда вернулся, — чуть от страха не окочурился!

Побежал к авторитету прощения просить, еле отмазался! С Захара стружку неделю снимали, а потом его убрали из начальников, Славика Сеточкина оставили курьером, а Горностаева, как всегда, — ушла со скандалом, хлопнула дверью и тут же устроилась на двойную ставку в «Невский курьер»!

— Это что — крупная газета? — спросила Надежда.

Девица посмотрела на нее с таким выражением, как будто у собеседницы на голове неожиданно выросли ветвистые оленьи рога.

— Спрашиваете! Самая крупная в городе…

Хотела бы я туда попасть! Но приличному человеку туда не пробиться, а вот скандалистка и стервоза вроде Горностаевой мигом устроилась!

«Впрочем, это ей не принесло счастья», — подумала Надежда, вспомнив, как закончилась журналистская карьера Ирины.

Она докурила сигарету, поблагодарила свою собеседницу и отправилась восвояси. Здесь ей делать было больше нечего — неусидчивая журналистка не в этой газете закончила свой трудовой путь.

* * *

Повторяя вслед за Ириной Горностаевой ее служебный путь, Надежда Николаевна весьма наглядно могла убедиться в быстром и неуклонном карьерном росте покойной журналистки.