Он был красивым мужчиной: высокий, худощавый, с тщательно уложенными волнами красновато-медных волос с металлическим отливом. Даже его запястье, что выглядывало из-под белой манжеты, было покрыто такой же растительностью. Шантель знала, что и мускулистая грудь Дункана пряталась под густым свитером из золотых завитков, крепеньких и пружинистых, как свежие листочки кудрявого салата. Впрочем, ее никогда не привлекали гладкие, безволосые мужчины.
— Ничего, если я закурю? — спросил он.
Шантель наклонила голову. Голос Дункана также манил ее с первого дня знакомства: глубокий и звучный, с аристократическим акцентом, для которого характерны смягченные гласные и подчеркнуто медлительное произношение согласных звуков. Этот голос и патрицианская вальяжность были тем, что особенно ценила Шантель, — и все же под внешней цивилизованностью и культурными манерами читалась возбуждающая испорченность, которая проглядывала то в мимолетном волчьем оскале белозубой улыбки, то в немигающих серо-стальных глазах.
Он затянулся от огонька золотой зажигалки, ее подарка — ее самого первого подарка, который Шантель сделала в ту ночь, когда они стали любовниками. Даже сейчас воспоминание об этом соблазняло своей пикантностью, и она на секунду ощутила, как теплота разливается по низу живота… Женщина невольно повела плечами. Да, была причина — и очень существенная причина — для всего этого безумства, и даже теперь, когда все кончилось, она ничуть не жалела о прошлом.
Это был период ее жизни, когда она не могла отказать самой себе. Великая, всепоглощающая и недозволенная страсть, последняя расточительность юности, безоглядная осень чувств, за которой надвигался средний возраст. Другая, не столь экстраординарная женщина удовлетворилась бы, пожалуй, потными объятиями и барахтаньем в анонимных гостиничных номерах, но только не Шантель Кристи, чей мир был соткан из личных капризов и желаний. Ведь она так и говорила Николасу: все, чем бы ей ни вздумалось обладать, она уже заранее считала своим по праву собственной прихоти. Когда-то, очень давно, отец научил ее, что для Шантель Кристи существуют особые правила — те, которые она сама придумывает для себя.
О да, это было чудесно, особенно в первые дни… Чувственность воспоминаний вновь заставила ее шевельнуться в кресле. Но сейчас все прошло. Последние месяцы она тщательно сравнивала обоих мужчин. Решение далось непросто.
На ее глазах Николас вытащил себя из пучины катастрофы. Сам. В одиночку. Раздетый догола, лишенный всего, кроме той невидимой, не поддающейся определению мантии, которая называется силой воли и целеустремленностью. С боем он прорвался обратно, вынырнул из пропасти. Сила и мощь духа всегда привлекали Шантель, однако за многие годы она привыкла к Николасу. Повседневность, близкое знание этого человека как бы затерли, притупили сущность их отношений. Однако сейчас, после своеобразной интерлюдии с Дунканом, ее взгляд на Николаса приобрел былую свежесть. Теперь он имел такую же привлекательность, что и новый любовник, — причем бесспорно обладал ценными качествами, доказанными в ходе длительного и тесного общения. Дункан Александер — дело прошлое, дело конченое. Ее будущее связано с именем Николаса Берга.
Нет, ну конечно, она никогда не пожалеет о случившемся. Это просто было время омоложения. Даже на интрижку Николаса с этой американской дурочкой можно махнуть рукой… Тут ей пришло в голову, что позднее такие воспоминания придадут некую чуть извращенную перчинку их собственной сексуальности. По бедрам побежали мурашки, и она почувствовала, как в ней раскрывается тайный бутон желания. Дункан обучил ее многим штукам, маленьким эксцентричным фокусам искусства возбуждать, которые были тем более сладостны своей запретностью и испорченностью. К сожалению, Дункан практически полностью полагался как раз на свои вычурные приемчики, которые далеко не всегда работали в случае Шантель… Уголки ее губ брезгливо опустились при первом же воспоминании; не исключено, что разлад их отношений начался именно с этого.
Нет, Дункан Александер не был в состоянии полностью удовлетворить ее неразбавленную, стихийную сексуальность, которой она предавалась, позабыв все на свете. На это был способен лишь один мужчина. В услугах Дункана она больше не нуждается. Кончилось его время. Впрочем, оно могло потянуться и подольше, однако Дункан подставил «Флотилию Кристи» под угрозу. Шантель и подумать не могла о таком развитии событий. «Флотилия Кристи» была замковым камнем ее жизни, непоколебимым и надежным, как сам небосвод, однако сейчас основание этого небосвода пошатнулось. Пусть сексуальная привлекательность Дункана утратила свою изюминку, она могла бы, наверное, простить ему это. Но вот такое предательство…
В глаза вдруг бросилось, насколько неуютно он сейчас себя чувствует. То сядет бочком в кресле, то скрестит ноги, то покрутит сигарету в пальцах, якобы следя за синей струйкой дыма — лишь бы не встречаться с ее бесстрастным, немигающим взглядом. Она смотрела на него, но видела другого… Усилием воли Шантель переключила внимание на Дункана.
— Спасибо, что нашел время так быстро приехать, — сказала она.
— Мне показалось, ты чем-то взволнована.
Он улыбнулся, как всегда лощеный и утонченный, однако глубоко в зрачках серых холодных глаз прятался страх, а душевное напряжение выдавалось подрагиванием желваков на скулах.
Приглядевшись впервые за несколько месяцев, Шантель увидела, насколько он обтрепался. Длинные, некогда изящные пальцы стали костистыми и не находили себе места. Вокруг рта появились новые жесткие линии, между бровями залегла хмурая складка. Кожа в уголках глаз пошла сеткой тоненьких трещин, словно старая краска, и лишь многолетний горнолыжный загар прятал эти изъяны, которые становились очевидны при внимательном осмотре. Впрочем, в нем оставались еще силы прямо встретить ее взгляд.
— Из того, что ты вчера мне сказала…
Она подняла руку, требуя молчания.
— Как раз это не срочно. Сейчас я просто хочу показать тебе всю важность происходящего. И первейшим, наиглавнейшим вопросом является вот какой: что именно ты сделал с моими акциями, а также с акциями всего трастового фонда?
Пальцы Дункана замерли.
— В каком смысле?
— Я хочу, чтобы аудиторы, причем назначенные лично мной, немедленно…
Он пожал плечами:
— На это требуется время, Шантель, и вряд ли я прямо сейчас смогу перепоручить тебе контроль за акциями.
Дункан произнес это очень ровно, даже небрежно. Прежний его страх словно испарился.
У Шантель отлегло от сердца. Что, если жуткая повесть, рассказанная Николасом, была сказкой-страшилкой? Что, если опасность существует только в его воспаленном воображении? В конце концов, «Флотилия Кристи» громадна, необорима…
— Во всяком случае, не сразу. Прежде всего ты должна доказать мне, что передача контроля будет действительно в интересах компании и трастового фонда.
— О нет, ничего я доказывать не обязана, ни тебе, ни кому-либо другому, — с ходу отмела она возражение.