— Что ж, Николас, давай закажем «Мюскаде». — Шантель всегда отличалась удивительной способностью быстро восстанавливаться, так что к этой секунде слезы уже пропали, она вновь стала живой, веселой и прелестной, лукаво улыбаясь ему поверх кромки бокала. Солнечный свет, вливавшийся сквозь окна в свинцовых переплетах, танцевал на холодном золоте вина и волнами стекал по дымчатому водопаду ее волос.
— За нас, Николас, дорогой мой. Мы последние из титанов. — Это был тост из далекого прошлого, другой жизни, и оттого вызывал раздражение. Ник пригубил вино, затем отставил бокал в сторону.
— Шантель, как и когда ты собираешься остановить Дункана?
— Милый, давай не будем портить обед.
— Еще минута, и я рассержусь не на шутку.
Она бросила на него внимательный взгляд и поняла, что дело принимает серьезный оборот.
— Ну хорошо, — недовольно вздохнула она.
— Итак, когда ты собираешься его остановить?
— Никогда, дорогой.
Ник пару мгновений хлопал глазами.
— Что? — спросил он тихо.
— Я собираюсь помочь ему спустить на воду «Золотой рассвет» и отправить его в рейс.
— Шантель, ты, видно, не понимаешь. Ты готова пойти на риск разлива миллиона тонн самого жуткого яда…
— Ники, ну что за глупости. Оставь эти героические сентенции для газет. Да пусть Дункан выльет миллион тонн кадмия в лондонский питьевой водопровод, мне все равно. Главное, чтобы при этом мне самой и трастовому фонду удалось выбраться из горнила.
— Еще есть время внести модификации в конструкцию «Золотого рассвета»…
— Нет, дорогой. Теперь ты сам ничего не понимаешь. Из-за Дункана мы увязли в этом деле так глубоко, что задержка даже в несколько дней приведет к банкротству. Ники, он выгреб все подчистую. Нет ни денег на переделку, ни времени… разве что только на спуск «Золотого рассвета» со стапеля.
— Всегда можно найти способ и средства достижения цели.
— Да. И этот способ — залить гондолы танкера нефтью.
— Похоже, он припугнул тебя…
— О да, — согласилась она. — И если честно, я очень испугалась. В жизни не испытывала такого страха, Ники. Ведь я могу потерять все… Какой кошмар! Я все могу потерять! — Ее даже передернуло от такой мысли. — Если это случится, я наложу на себя руки.
— А я все равно остановлю Дункана.
— Нет, Ники. Прошу тебя, брось это дело, ради меня… ради Питера. Ведь мы говорим о наследстве Питера! Дай «Золотому рассвету» сделать один рейс, один-единственный — и я буду в безопасности!
— А риск для океана? А люди? Ты понимаешь, о каких жертвах идет речь?!
— Ники, не кричи. На нас смотрят.
— Пусть смотрят. Я остановлю этого монстра.
— Нет, Николас. Без меня у тебя ничего не выйдет.
— Это мы еще посмотрим.
— Милый, я обещаю: после первого же рейса мы продадим «Золотой рассвет» и будем в полной безопасности. Я отделаюсь от Дункана, и мы вновь будем вместе, ты и я… Ники, через несколько недель…
Ему потребовалась вся сила воли, чтобы не показать меру своего гнева. Уперев сжатые кулаки в накрахмаленную скатерть, он произнес ровным и холодным голосом:
— У меня только один вопрос, Шантель… Ты звонила Саманте Сильвер?
Она приняла удивленный вид, словно пыталась вспомнить, о ком идет речь.
— Саманта… А! Твоя подружка! Но… зачем мне ей звонить? — И вдруг выражение ее лица резко переменилось. — Ох, Ники, как могло тебе такое прийти в голову?! Неужели я стану рассказывать кому-то про нашу чудесную ночь… — Шантель была вне себя от горестного изумления. Ее впечатляющие очи грозились пролиться дождем слез. Она протянула руку и нежно погладила жесткие черные волосы на широком запястье Ника. — Как ты мог вообразить такое! Разве я такая гадина? Разве мне надо ловчить, чтобы добиться того, чего я хочу? Сам подумай, с какой стати мне делать больно ни в чем не повинным людям?
— Конечно, — согласился Николас. — Разве что чуточку. За раз убить не больше миллиона или отравить какой-нибудь океан.
Он встал, резко отбросив стул.
— Сядь, Ники, попробуй омара.
— Что-то аппетит пропал. — Николас выдернул пару сотенных банкнот из-под зажима и бросил их возле тарелки.
— Я запрещаю тебе уходить! — зло прошипела Шантель. — Ты меня оскорбляешь!
— Машину пришлю обратно, — ответил он и вышел на солнечный свет. Его била нервная дрожь, а желваки на скулах вздулись так, что ныли зубы.
За ночь ветер переменился, и утро выдалось холодным. Низкие серые тучи грозились дождем. Николас поднял воротник, полы пальто затрепетали как крылья, когда он оказался на вершине сен-назеровского моста. Тысячи других людей тоже рискнули бросить вызов ветру. Толпы облепили поручни, встав в две, а то и в три шеренги вдоль всей протяженности северного пролета. Проезжую часть запрудили машины, и полдюжины жандармов выбивались из сил, разгоняя дорожную пробку раздраженными трелями свистков. Откуда-то доносились звуки оркестра, то громче, то тише, в зависимости от направления ветра, и даже невооруженным глазом видны были гирлянды ярких флажков, расцветивших высокую, неуклюжую корму «Золотого рассвета».
Ник бросил взгляд на часы: до полудня оставалось несколько минут. Под серым животом облаков стрекотал вертолет — его серебристый роторный диск висел над стапелями «Конструксьон наваль атлантик».
Николас вскинул бинокль, и окуляры холодным огнем обожгли кожу. Теперь он мог разглядеть даже выражения на лицах людей, что столпились возле импровизированной трибуны под ахтерштевнем танкера.
Подиум украшали французский триколор и британский «Юнион Джек». Пока Николас рассматривал собравшихся, музыка смолкла и оркестранты опустили инструменты.
— Оратора на сцену, — пробормотал он. В этот миг капризный солнечный луч блеснул золотисто-медным зайчиком на обнаженной голове Дункана Александера, который стоял, задрав лицо к корме «Золотого рассвета».
На фоне танкера-исполина практически терялась гибкая женская фигурка. Сегодня Шантель была в своем любимом малахитово-зеленом платье. Вокруг нее царила суета: с полдюжины джентльменов наперебой предлагали свою помощь в ритуале, который она выполняла столь часто. Шантель разбивала традиционную бутылку шампанского о носы практически всех судов, которые строила «Флотилия Кристи». В первый раз она, баловень Артура Кристи, проделала это в четырнадцатилетнем возрасте — с той поры в компании так и повелось.
Николас моргнул, вообразив на миг, что ему почудилось, ибо сама земля вдруг словно бы вздрогнула и начала менять рельеф: титанический корпус «Золотого рассвета» скользнул вперед. Оркестр грянул «Марсельезу», героическую мелодию тут же подхватил и разнес ветер, а танкер все набирал и набирал скорость.