— В детстве, увидев что-то забавное в нашем магазине или на улице, я с нетерпением ожидал вашего прихода, рассчитывая удивить вас своей историей. Но всякий раз меня постигало разочарование: не знаю, как — может, вам сам черт помогает, — вы всегда знали хотя бы ее часть!
— Вот именно, только часть. А вот развязка была мне неведома. Я и теперь узнаю ее только от вас. Мы прекрасно дополняем друг друга, как вы считаете?
Виктор кивнул.
— Неужели даже мне нельзя рассказать, что случилось?
— Даже вам, Айрис. Я поклялся в этом месье Мори, когда просил вашей руки.
Айрис скорчила недовольную гримаску, но утешила себя тем, что после обручения у Жозефа не будет от нее тайн.
— Жаль только, мне запретили использовать материалы этого расследования в романе. Что ж, придется довольствоваться версией о сокровищах тамплиеров. Все лучше, чем ничего.
— А вам сегодня удалось поработать? — Айрис подошла к прилавку, за которым сидел с угрюмым видом Жозеф. Он печально посмотрел на тетрадь в сафьяновом переплете, которую накануне подарила ему возлюбленная.
— Нет. Ни строчки. Наверное, я больше ни на что не гожусь. Айрис… вы не перестанете меня уважать?
— Уважать? Жозеф, я люблю вас!
— Да, но уважение тоже играет роль. А ведь я — убийца.
— Вовсе нет! Инспектор Лекашер вам сто раз повторил: это была самозащита! Мой милый, вы ведь спасли моего отца!
— Ваш милый? Вы это серьезно?
Их губы соединились.
— Надо задвинуть защелку, — прошептал Жозеф, и в эту минуту звякнул дверной колокольчик.
Запыхавшаяся, красная Эфросинья опустила на пол корзины и протянула сыну большой прямоугольный сверток из плотной бумаги.
— Подарок от мадемуазель Таша к вашему обручению. Она уезжает и боится, что задержится надолго.
Заинтригованный Жозеф перерезал бечевку. Приятно самому получить посылку после того, как всю неделю упаковывал их для других. Он увидел знакомое лицо, загадочный взгляд, «гусиные лапки» в уголках глаз…
— Папа! — возликовала Айрис, заглянув ему через плечо. — Портрет, который мне так нравится! Как мило!
Жозеф промолчал, не разделяя ее радость.
«Ты меня больше не любишь?» — хотелось спросить Эдокси, но она вспомнила, как Кэндзи честно признался в своей неспособности испытывать эмоциональную привязанность, и вслух произнесла:
— Ты меня больше не хочешь? Прости, ты, должно быть, устал. Отдыхай, а я пока приму ванну.
Кэндзи, запрокинув руки за голову, вытянулся на кровати.
— Это не так, дорогая. Дело в том, что… меня ударили в низ живота, так что на какое-то время нам придется воздержаться от…
— Ударили? Ты… подрался?
— Ну да, можно сказать и так.
— Ты? С трудом могу себе это представить. Тебе очень больно?
— Давайте сменим тему. Идите-ка сюда, у меня для вас есть подарок.
Кэндзи положил на прикроватный столик маленький футляр. Эдокси поспешно раскрыла его и увидела ожерелье из крошечных золотистых бусин, внутри которых, казалось, плясали блестки.
— Янтарь! Как красиво! Ты такой щедрый!
— Я подумал, что оно пойдет к вашим темным волосам. Видите ли, Эдокси, со мной произошло приключение, после которого я начал снова ценить жизнь и понял, что хочу прежде всего давать, а не получать. И… я знаю способы ублажить возлюбленную, — прошептал Кэндзи, засовывая руку под черный крепдешин платья Эдокси. — Идите ко мне, ложитесь рядом. Ванна подождет.
Граница между сном и реальностью стерлась. Виктор странствовал в мире, где становились возможными самые безумные приключения. Нежная рука приподняла одеяло, прохладное тело прижалось к его разгоряченному. Что это, ночные химеры?
— Просыпайся, любовь моя. Нет, не шевелись, а то повязка сползёт…
Он поворчал для порядка и отдался ласкам Таша, убаюканный ночным дождем, который барабанил по крышам Парижа.
Вторник, 10 мая 1892 года
Под застекленным сводом Восточного вокзала белыми лентами тянулся пар. Состав дрогнул, поезд готов был тронуться. Сквозь толпу проталкивались носильщики. Громко гомонил взвод саперов, отправлявших на учения. Послышались крики: «Да здравствует армия!». Аплодисменты перекрыл свисток локомотива.
Таша, лавируя между тележками с багажом, бежала к своему вагону. Виктор нес за ней чемодан, втайне мечтая, чтобы что-нибудь помешало ее отъезду. Еще десять минут — и поезд повезет Таша к первой важной остановке на ее пути — Страсбургу.
— Нашла! — воскликнула она и обернулась.
Виктор подошел к ней, бросил взгляд на мальчишку-газетчика.
— Тебе купить что-нибудь почитать в дорогу?
Она покачала головой.
— Нет, не надо.
Он отнес чемодан в вагон и вышел наружу. Таша медлила взойти на подножку: она только сейчас осознала, что ее ждет разлука с любимым.
Звуки бравурного военного марша смешивались с криками провожающих и шумом работающего локомотива. Эта какофония раздражала Виктора: морщинка на лбу, след бессонных ночей, стала резче. Таша с тревогой посмотрела на него и провела рукой по его лицу, словно стараясь разгладить морщинку, а потом пальцем притронулась губам.
— Маленькая моя, — прошептал он, крепко прижимая ее к себе.
Он закрыла глаза, перевела дыхание.
— Я очень волнуюсь.
— Все будет хорошо. Ты приедешь к Джине, будешь о ней заботиться, а потом привезешь ее сюда. Только постарайся вернуться поскорее.
— А ты обещай, что будешь вести себя хорошо. И никаких расследований!
— Это все, что тебя беспокоит? А женщины?
— Ограничься общением с Айрис и Эфросиньей.
Виктор шутливо нахмурился и помог Таша подняться в вагон, поддержав за локоть.
— Иди уже, я ненавижу прощаться, — проворчал он.
Но она снова спустилась на перрон. Их губы соприкоснулись, и в этот момент какое-то многочисленное семейство бросилось на штурм вагона. Виктор подтолкнул Таша к подножке.
— Я напишу! — крикнула она, и проводник захлопнул дверь.
Раздался пронзительный гудок. Вагон дернулся, поезд тронулся. Виктор шел по платформе вслед за ним, постепенно ускоряя шаг и не сводя глаз с Таша, прильнувшей к окну. Поезд набрал скорость, Виктор перешел на бег, потом остановился, вытер глаза и двинулся прочь.
Теперь, когда Таша уехала, на него навалилась усталость и охватило единственное желание — спать. Он взял фиакр, и вскоре мерное покачивание на рессорах убаюкало его. Он откинулся на спинку сиденья и задремал.