Он с трудом сглотнул.
— Знаю, — беззвучно пробормотал он. — Знаю.
Немного отдышавшись, Джулиан отнес Лили в спальню и бережно опустил на кровать. Потом стащил с себя пальто, швырнул его в угол и заметался по комнате, натыкаясь на мебель.
— Джулиан!
Он вдруг замер, словно налетев на невидимую преграду, и невидящим взглядом уставился в потолок.
Лили схватила мужа за руку.
— А ну-ка иди сюда, — пробормотала она, решительно потянув его к себе.
Джулиан молча присел рядом и обнял Лили за плечи.
— Иди ко мне… — прошептала она, притянув его к себе.
Вытянувшись рядом, Джулиан крепко прижал ее к себе.
— Все в порядке, — шепнула она. — Я все понимаю. Непросто сразу осознать, что скоро станешь отцом. Знаешь, если честно, мне тоже страшно. Как-то тревожно на душе… — я все думаю, а что потом? Что, если наш… — Голос Лили дрогнул. Наверное, лучше было бы промолчать, однако она так устала бояться, что просто махнула на все рукой. — Что будет, если наш малыш станет звать меня, а я не услышу?
Джулиан только молча прижал ее к себе.
Лили, спрятав голову у него на груди, дала волю слезам. У нее тоже было немало причин для страхов. Это были те страхи, которые она пыталась заглушить многие годы.
Джулиан, вздохнув, привлек ее к себе и стал тихонько покачивать, словно пытаясь убаюкать.
— Не думай об этом. — Его глаза вдруг сверкнули яростным огнем. — Не смей думать об этом, слышишь? Из тебя получится самая лучшая, самая добрая, нежная и заботливая мать! Ты меня поняла?
Лили молча кивнула, глотая слезы. Если матери Джулиана хватило мужества родить сына на заброшенном складе, а потом растить его в одиночку, то она и подавно справится. В конце концов, у нее есть чудесный дом, она наймет няню, и та станет ей помогать. Но, самое главное, у нее есть любящий муж.
— Конечно, ты прав. Какая я глупая! Ведь у меня есть ты, — всхлипнула она, улыбаясь сквозь слезы и стараясь, чтобы ее голос звучал твердо.
Лицо Джулиана внезапно окаменело.
— Так вот в чем дело? — встрепенулась Лили, только сейчас сообразив, чего он боится. — Ты из-за этого волнуешься? Что будет с нами, если что-то случится с тобой?
Джулиан молча кивнул и, зажмурившись, прижался лицом к руке жены.
— Ты расскажешь, что случилось тогда с тобой? Я имею в виду, когда твоя мать вдруг заболела? Прошу тебя, — взмолилась она. — Я ведь твоя жена, Джулиан. Ты можешь рассказать мне все. Ты должен мне рассказать.
— Да, ты права, — неохотно согласился он. — Ты имеешь право знать.
Он помог ей подняться, и они уселись лицом друг к другу.
— Ты говорил, что тебя бросили в тюрьму, — шепотом напомнила Лили. — За то, что ты досаждал кому-то из лордов.
— Все началось задолго до этого.
Лили хорошо знала эту позу — она означала, что Джулиан настроился на долгий разговор. Руки свободно лежат на коленях, мышцы лица расслаблены, однако Лили знала, что стоит ему заговорить, как они тут же придут в движение, и на этом подвижном лице она сможет прочесть все, что он хочет сказать, если слова вдруг окажутся бессильны. Наконец Джулиан решился. Он говорил медленно, сопровождая каждое слово, жестами, постоянно останавливаясь и повторяя, если, видел по лицу Лили, что она чего-то не поняла.
— Это случилось в кофейне, — начал он. — Ты уже знаешь, что там служили только глухонемые. Так уж повелось. Там собирались джентльмены, которые занимались благотворительностью, чтобы обсудить свои дела, и постепенно заведение приобрело популярность — особенно среди знати. Но помимо благотворительности там частенько велись разговоры, которые не были предназначены для посторонних ушей — считалось, что это безопасно, ведь служанки не могли их подслушать. В кофейне даже имелась особая комната для подобных встреч. На меня никто не обращал внимания — посетители считали, что я тоже глухой, как и остальные.
— Значит, ты слышал все, о чем они говорили между собой?
Джулиан кивнул.
— Вообще-то я старался пропускать их разговоры мимо ушей. Все эти политические интриги и торговые сделки не особо меня интересовали. Но однажды — мне тогда только-только сравнялось четырнадцать — меня послали отнести поднос в ту особую комнату. Собравшиеся там джентльмены решили заранее отметить завтрашнюю победу на скачках, на которой они должны были сорвать неплохой куш. Как я понял, они подкупили кого-то из жокеев, и лошадь, на которую они поставили крупную сумму, должна была прийти к финишу первой, обогнав фаворита, что в результате принесло бы им целое состояние.
— Выглядит не очень красиво, — скривилась Лили. — Не говоря уже о том, что это незаконно.
— Согласен. Но тогда меня это не слишком волновало. Я понял, что могу на этом подзаработать. — По губам Джулиана скользнула кривая усмешка. — Мне было известно, где мать прячет деньги, отложенные на черный день. Я пересчитал монеты — два фунта и три шиллинга — и помчался в букмекеру, где принимали ставки. Они в тот день были двенадцать к одному. Можешь себе представить? Это означало, что я могу выиграть двадцать пять фунтов — больше, чем мать зарабатывала за год. Мне в то время эти деньги казались настоящим богатством. Первым делом, решил я, куплю себе новые башмаки. Я тогда быстро рос и постоянно мучился оттого, что башмаки были мне тесны. А матери — теплый плащ. И непременно что-нибудь красивое — может, гребень в волосы. — В глазах Джулиана блеснули слезы. — Мне так хотелось хоть чем-нибудь ее порадовать.
— И что случилось?
— А ничего. Вернее, случилось то, что должно было случиться. Меня подвела глупость. И жадность. Я бежал к букмекеру, зажав в кулаке свои жалкие два фунта. И вдруг мне в голову закралась одна мысль. А почему бы не поставить не два фунта, а, скажем, четыре, вдруг подумал я. Помнишь, я рассказывал, что раньше частенько просил подаяние на улицах. Я еще тогда упоминал, что научился неплохо подражать голосам других людей.
Лили молча кивнула.
— Именно так я в свое время и научился говорить, — продолжал он. — А как иначе? Ведь моя мать была глухонемой. Поэтому я прислушивался к тому, как говорят окружающие. Мальчишкой я часами бродил по Стрэнду в компании уличных музыкантов, передразнивая прохожих у них за спиной. Люди вокруг смеялись и частенько мне удавалось заработать монетку-другую. — Джулиан умолк. Он будто снова вернулся в те дни, и лицо у него стало грустное.
— Но в тот день что-то пошло не так?
— Нет-нет, все шло, как надо — во всяком случае, поначалу. Вокруг меня собралась небольшая толпа, прохожие смеялись, швыряя в мою шляпу монетки. Но потом увлекся и не сразу сообразил, что выбрал для насмешек не ту мишень. Человек, которого я передразнивал, оказался знатным лордом — я и глазом не успел моргнуть, как его здоровенный лакей схватил меня за шиворот и принялся трясти. Я, конечно, твердил, что просто пошутил, но не тут-то было. Этот чванливый индюк разобиделся и велел лакею тащить меня на Флит-стрит, в магистратуру.