Стрела! Это было как вспышка, и я отбил ее прямо перед лицом ударом даги. Позади раздался с плотов гул изумления. Я шел по песку пляжа и видел, как над валом поднимаются головы людей Мясника. Двое целились из арбалетов.
Стрела! Стрела! Я уклонился от одной и отшвырнул другую палашом. Необычайно четко и ясно виделось все-все вокруг.
Я остановился на полпути к валу и уперся палашом в песок между ног. Поигрывая дагой, провел взглядом по валу. Вновь посмотрел на «башню» и спросил – негромко, но отчетливо, меня услышали:
– Кто еще будет стрелять?
Ответом мне было молчание. Я тоже какое-то время молчал, потом поднял палаш.
– Нори! – крикнул я. На каменном валу произошло какое-то шевеление, но ответа не было. – Нори Пирелли! – повторил я. Щелкнула тетива; я, угадав мгновенный промельк, ударом палаша смахнул направленную мне в лицо стрелу арбалета. И снова не было страха – только холодная собранность. – Я вижу, что вы там не умеете стрелять! Но я не знал, что ваш командир – трус! – Я повторил то же по-английски и на плохом немецком, а потом вновь перешел на русский: – Я говорю тебе, Нори Пирелли, что ты трус и негодяй! Если хочешь ответить мне на эти слова – выйди и докажи, что они несправедливы!
Снова движение – и на гальку с камней ловко соскочил мальчишка. Спружинил ногами и выпрямился.
Так я увидел разбойничьего «короля» Спорад.
Нори Пирелли стоял в десятке шагов от меня в свободной позе, опустив к ноге широкую шпагу-чиавону. В другой руке он держал маленький круглый щит, поблескивающий отполированными выпуклыми роговыми бляхами. Итальянец выглядел моим ровесником, примерно одного со мной роста и сложения. Скорее всего, он нравился девчонкам – смуглый, тонколицый, с большими карими глазами и волнами черных кудрей, рассыпанными по плечам. Руки Нори от запястий до локтей закрывали наручи из толстой кожи, а прямо на голое тело была надета такая же, как у меня, бригантина.
– Я – Нори Пирелли. Зачем ты хотел меня видеть? – Он говорил на неплохом английском. – И почему оскорбляешь меня, если мы с тобой не ссорились?
– Вызываю тебя на поединок. – Я вытянул в его сторону палаш. – И уже объяснил – почему. Что тебе нужно еще?
– А… – Нори усмехнулся, блеснули белые зубы, но улыбка была нехорошая, злая. – Рыцарь. Еще один рыцарь. Еще один идиот. Еще один правдолюбец. Ты же русский? – Я кивнул, не спуская с него взгляда. – Ну, я подозревал это. А зачем мне сражаться с тобой? С какой стати? Моей крепости вам не взять. Постоите под стенами – и уйдете. Так уже бывало. Ты думаешь, что ты первый?
– Я не первый, но я, похоже, самый умный. Или самый удачливый… Оглянись. – И я махнул рукой.
Нори обернулся. Как раз вовремя, чтобы увидеть падающий с зубца флаг – он летел, похожий на гаснущий язычок пламени, и Нори проводил его взглядом до земли. Повернувшись ко мне, он быстро спросил:
– Что это?
– Это мои люди, – любезно пояснил я. – Всю ночь лезли. Надеюсь – никто не сорвался… Кстати – у них луки, арбалеты и аркебузы, оттуда ваши позиции – как на ладони. Перебьют вас с удовольствием. Прямо сверху, а вам вверх стрелять будет не очень-то удобно. – Я излагал все это обстоятельно и почти доброжелательно. – Следить нужно лучше за своими часовыми. И не расслабляться. Теперь разговор другой.
Нори, конечно, был работорговцем и бандитом. Но лидером он тоже стал не просто так. И, судя по всему, все оценил.
– Тогда зачем тебе этот поединок?
– Ты же сам сказал: я рыцарь, – пожал я плечами.
– Хороший ответ. – Он вновь скользнул взглядом по скалам, махнул рукой своим, которые уже начали беспокоиться. – Но у меня ведь есть люди и в помещениях…
– Внутрь мы можем войти без проблем. А там – один за одного, и наших-то больше намного… А кого возьмем живьем – топим в море. Если доведем.
– Если ты убьешь меня – что будет с моими людьми? – Нори был спокоен и серьезен.
– А чего бы ты хотел? – вопросом ответил я.
– Ясно… Ладно. Хорошо погуляли, – усмехнулся он. – А если я убью тебя, русский?
Я впервые прямо посмотрел ему в глаза. И ответил уверенно:
– Не убьешь. Не сможешь…
…Раскланиваясь, Нори двинулся по кругу, заходя мне за спину – чтобы заставить меня повернуться, тогда солнце светило бы мне в глаза. Я начал отступать, не давая развернуть себя, потом метнулся вперед, и Нори едва спас ноги, подпрыгнув, а я уклонился от щита, ударившего меня в лицо. Жестко скрежетнула сталь чиавоны о мою дагу, я оттолкнул шпагу итальянца. Совсем не фехтовальные, с замахом с плеча, удары рассыпали бледные искры. Подставленный щит гулко ухнул, как маленький пионерский барабан. Я отскочил, спасая колено от дробящего пинка, чиркнул кончиком даги по бригантине итальянца. Его лицо вздрагивало перед каждым ударом – не от страха, конечно, а от напряжения. Сталь уже не лязгала – скрипуче вскрикивала. Нори был силен, а главное – ловок, очень ловок… Удар! Мелькнувшая нога впечаталась мне в плечо, бросив на спину, но я перекатился через спину и, вскочив на ноги, едва не снес голову Нори, вонзившему чиавону в песок там, куда я упал. Он кувыркнулся назад – прямо из приседа – и, отбив влево щитом мой укол, размашисто рубанул меня в голову. Я отклонил удар дагой, и мы плавно отодвинулись друг от друга. Нори тяжело дышал.
– Ты не куришь? – спросил я его.
– Нечего. – Он пожал плечами. – И все-таки это нечестно. Если я тебя убью, твои отпустят моих ребят?
Вместо ответа я закрутил палашом «восьмерку», держа дагу у бедра острием вниз. Вновь брызнули веером искры. Удар пришелся точно под прямым углом, отчего я перестал чувствовать руку до локтя – хорошо еще, что и у Нори, кажется, была та же проблема. Он морщился и шевелил локтем, не торопясь больше нападать.
– Твои люди уйдут, если ты победишь, – сказал я.
Нори оскалился, кивнув. Клинки сухо хряскали, сшибаясь. Я перехватил дагу и, улучив момент, изо всех сил вогнал ее в центр щита, за край одной из роговых блях. Дагу вывернуло из моей руки, но и Нори с рычанием отбросил щит – то ли я его ранил сквозь него, то ли с дагой щит стал неудобен.
– Клинок против клинка, – сказал он, словно предложил мне пари. Я поклонился, чуть отведя левую руку в сторону. В моем поклоне не было наигрыша – просто равнодушное уважение к тому, кто хорошо владеет шпагой.
Мы неспешно, с дальней дистанции, обменялись несколькими ударами. Казалось, у нас обоих внезапно пропало желание драться. Но я по себе знал – это не так.
Хрясть! Хрясть! Клинки столкнулись уже всерьез – на уровне колен. Нори сделал плавное, как летний ветерок, и быстрое, как молния, движение – и на левом бедре спереди у меня с хрустом распалась штанина. Наружу брызнула яркая кровь, а внутрь хлынула жгучая боль, но я сказал отскочившему итальянцу:
– Это все? Ты не ветчину к завтраку режешь, макаронник.
– Я тебя нарежу, как ветчинку, – спокойно пообещал он, грозя поднятой чиавоной. – Куда мне спешить? Когда ты истечешь кровью…