В отряде, вышедшем нам навстречу, было около десятка мальчишек. Они замерли напротив нас; у троих были аркебузы. Двое неспешно подкручивали пращи. От общего строя отделился черноволосый парень и, сделав несколько шагов, поднял вверх длинную, почти прямую саблю-эспадрон:
– Кто вы такие и чего вы хотите?! – Он говорил по-английски, а я уже достаточно хорошо понимал этот язык. – Если хотите схватки, то знайте – это наша земля, и мы будем ее защищать!
– Это Франсуа, – прошептал Сергей, подходя ко мне. У него в руках оружия не было. – Давай я поговорю? – Я кивнул, и он, сделав два шага вперед, махнул рукой: – Франсуа, это я, Серж, привет!
Сабля опустилась к ноге черноволосого француза.
* * *
Франсуа Жюссо со своим отрядом тоже не сидел на месте – просто зимовал на плоской вершине одного из холмов, в большом доме, плетеные стены которого были промазаны глиной, а боковыми столбами служили живые деревья. Четырнадцать парней, десять девчонок. До вчерашнего дня мальчишек было шестнадцать, но вчера вечером короткая, яростная схватка с захожими урса унесла жизни двоих ребят. Урса свернули в холмы, не решаясь больше атаковать. Франсуа погнался за ними, но мы успели раньше…
Все это Франсуа рассказал мне после обеда, когда мы сидели на теплом ветерке в роще, у подножия холма.
– Сколько ты здесь? – поинтересовался я, ставя босую ногу пяткой на пень, на котором сидел.
– Меньше года. – Француз сыпанул мне в руку сушеных яблок. – Я вообще-то был кадетом военной школы, а попал сюда еще с двумя нашими ребятами. Прибились к отряду франко-испанцев, с которым двинулись южным побережьем Европы на восток. В сентябре были аж в Крыму, где и попали урса в зубы. Лидер отряда был убит, а я тогда сумел возглавить оставшихся в живых и прорвался «на волю». С остатками отряда добрался в Грецию, где и зазимовал, сам видишь.
– Неплохо, вижу, – кивнул я и прислонился спиной к дереву. – Послушай, Франсуа… Ты знаешь Нори Пирелли?
– Мясника? – Франсуа вытянул ноги и потянулся сам. – Который со Спорад? Знаю.
– Я хочу… – Я оборвал себя и помолчал, потом заговорил иначе: – У меня был недолгий знакомый, который мог бы стать моим другом. Он пытался прикончить Нори, но не смог, а этой осенью погиб сам… Я хочу сделать то, что не удалось ему.
Франсуа не удивился:
– А твои люди пойдут за тобой? Нори – не урса.
– Мои люди пойдут за мной, – подтвердил я. – А потом – мы уже отправили на тот свет одного такого, вроде Нори… Я хотел предложить тебе долю в этой игре.
– Я ничего не делил с Мясником, – покачал головой Франсуа. – Мне он не нравится, но не более.
– А я думал – все французы рыцари без страха и упрека, – полушутливо заметил я.
Я-то почти пошутил. Но странно – это возымело действие! Франсуа вскинулся, его светло-карие глаза коротко сверкнули, но он промолчал, а я сменил тему:
– А о Городе Света ты что-нибудь слышал?
– Легенда, – отмахнулся Франсуа, успокаиваясь. – Такая же, как о Туманных Стражах. – Я вздрогнул, но француз этого не заметил. – Или о Бесконечной Тропе…
– А что за Бесконечная Тропа? – заинтересовался я.
Франсуа удобней устроился на пеньке и заговорил, сцепив руки на коленях:
– Это тоже легенда… – и надолго умолк, а я удивился, потому что уже понял – француз любит поболтать. Молчал он долго-долго, но потом заговорил снова: – Мы все так или иначе хотим вернуться, но возвращаться нам просто некуда. А умирать бессмысленно никому не хочется уж и вовсе, вот и выдумывают себе… утешение. Что вроде бы наступает такой момент, как бы переломный. И перед тем, кто остался жив во многих боях и вообще вел себя достойно, открывается что-то вроде… двери. Это может произойти в любом месте, где угодно и когда угодно. Тогда можно уйти.
– Обратно? – поинтересовался я.
Франсуа пожал плечами:
– Нет, зачем? В том-то и дело. Уйти в совсем иные миры. По Бесконечной Тропе – и выбрать любой мир себе, по желанию – тропа-то бесконечная! Совсем любой. И поселиться там, и жить, как тебе хочется. Совсем по-нормальному. Взрослеть, иметь детей, строить дома… – Голос француза был тоскливо-мечтательным, но он оборвал себя: – Только это просто мечта. Легенда. Отсюда можно уйти только на тот свет, – он криво усмехнулся и уже деловито продолжал: – Вы, если хотите, можете задержаться тут на сколько угодно. Мы уйдем в июне на север, всегда хотел побывать в Скандинавии. И на твоем месте, – он соскочил с пенька, – я бы все-таки не трогал Мясника, Олег.
Он не стал дожидаться моего ответа, да я и не собирался ничего отвечать…
…Вокруг бушевало почти настоящее лето. Пожалуй даже, здешняя весна была получше любого лета – я ни разу не видел такого сумасшествия прущей из земли зелени…
Я босиком спустился к неширокой, но бурной и быстрой речушке. Огляделся, стоя по пояс в разлапистом папоротнике. И начал раздеваться. Осатанелое комарье немедленно поднялось из сырых местечек под листвой, и я поступил единственно правильным способом – вошел в воду по пояс и нырнул.
Плавать я так и не полюбил, хотя и научился. Но сейчас мне просто хотелось выкупаться, и я минуты три нырял и плавал посередке реки, где было поглубже. Вода была холодной и очень чистой; замерзнув, я выбрался на берег. Комары снова набросились на меня, но я не спешил одеваться. Стоял и наслаждался майским днем.
* * *
Вечером у костра был общий сбор – вече. Я излагал свои дальнейшие планы касательно атаки на Мясника Пирелли. Если честно, я и сам для себя толком не мог объяснить, что я так на него взъелся. Может быть, он заочно напомнил мне Марюса с его зоологической ненавистью к русским? Может быть, меня возмутила мысль о том, что в мире, где и так не продохнуть от урса, приходится еще и с белой сволочью дело иметь? Наконец, мне нравился Свен. Очень нравился. А Свен теперь уже не мог прикончить Нори.
Но до своих ребят-девчат я не пытался донести эти мне самому не вполне понятные мысли. Я просто говорил – излагал план похода – непререкаемым тоном. И внезапно увидел себя со стороны – длинноволосого мальчишку в самодельной кожанке, уже привычным жестом придерживающего на боку длинный палаш в широкой перевязи. А через секунду поднялся Саня. Он выглядел совершенно спокойно, говорил спокойно, но что-то не то было в его поведении и голосе:
– А ты не можешь объяснить, почему мы должны делать это?
Вопрос оказался неожиданным. Настолько неожиданным, что я, всегда умевший убедительно говорить и аргументированно спорить, просто осекся и заморгал. Саня же настаивал:
– Почему мы должны идти сражаться с теми, кто нам ничего не сделал? – Я промолчал, а Саня продолжил: – Потому что тебе хочется поиграть в рыцарей? Но это, пардон, не за наш счет, Олег!
– Что значит «не за наш счет»? – прорезался наконец у меня голос. – Что ты глупости говоришь, за какой за «ваш» счет?! – И только тут до меня дошел мерзкий смысл обвинения!!! – Ах ты… – Слов у меня не находилось, и я, рванув куртку, показал выпуклый шрам на боку: – А это – за чей счет?! – Я вздернул куртку выше, к шрамам на груди: – Это – за чей?! – Мной овладела вспышка ярости, еще более усилившаяся от того, что Саня был спокоен.