– Эй вы, юнцы, стреляйте в меня!
Громко смеясь, он бегал по траншее с одного места на другое, то поднимая, то опуская голову, до тех пор, пока не устал, но в него никто не попал.
Это был период, когда боеприпасов не хватало. Пять патронов на человека – такой была обычная норма для одних стрельб. На стрельбах же, которыми руководил бригадир Ритчи-Хук, из всех пулеметов «брен» стреляли одновременно, непрерывно, их перегретые стволы с шипением опускались в ведро с водой, а сам бригадир в это время вел своих молодых офицеров на четвереньках перед линией мишеней, на несколько дюймов ниже свистящего потока пуль.
Поспешно просматриваемые Гаем газеты были полны сообщений о победах финнов. «Неуловимые лыжные отряды, – прочитал как-то Гай, – прочесывают мрачные арктические леса и изматывают механизированные советские дивизии. Русские плохо вооружены и недоедают. Английские войска, сдерживаемые лишь некоторыми дипломатическими осложнениями, находятся в пути для оказания помощи. Может статься, что русские – это всего только мираж. Маннергейм занимает в сердцах англичан место, завоеванное в 1914 году королем бельгийским Альбертом». Затем совершенно неожиданно оказалось, что финны потерпели поражение.
В кут-эль-амарской школе это несчастье никого, кажется, из равновесия не вывело. Что касается Гая, то эта новость усилила испытываемое им неприятное ощущение, которое он стремился подавить (и в корпусе алебардистов это ему чаще всего удавалось), ощущение того, что он участвует в войне, в которой мужество и справедливость не имеют никакого отношения к делу.
Эпторп сказал:
– У меня и без этого много забот.
Гай сразу же догадался, что напряженная личная драма Эпторпа, разыгравшаяся в дни великого поста на фоне введенных бригадиром новых порядков и методов подготовки, получила новое развитие. В сущности, всю свою остроту эта драма приобрела в результате введения новых методов и порядков и в конечном счете сама явилась их кульминационной иллюстрацией.
Драма начала развиваться в первое воскресенье после введения новых порядков.
Во второй половине дня почти все аудитории и холлы кут-эль-амарской школы пустовали. Стажирующиеся офицеры или спали в своих комнатах наверху, или отправились в город. Гай сидел в холле на первом этаже и просматривал недельные газеты. Случайно бросив взгляд через зеркальное стекло окна, он неожиданно увидел, как к дому подъехало такси и как выскочивший из него Эпторп с помощью водителя вытащил из машины какой-то большой предмет квадратной формы и поставил его на крыльцо. Гай вышел и предложил Эпторпу свою помощь.
– Спасибо, я справлюсь один, – напряженно ответил Эпторп. – Я просто перевожу некоторые свои вещи.
– А куда ты собираешься поставить это?
– Я еще не решил окончательно. Но я вполне справлюсь один, спасибо.
Гай вернулся в холл, расположился у окна и стал праздно наблюдать за развитием событий. Темнело, читать становилось трудно, а солдат, который должен был зашторить окна, все еще не появлялся. Вскоре Гай увидел, как Эпторп, выйдя из парадной двери, крадучись, скользнул в вечерние сумерки и начал осторожно высматривать что-то в кустарнике. Гай наблюдал за ним, словно загипнотизированный, до тех пор, пока тот, примерно через десять минут, не возвратился. Дверь парадного входа находилась прямо напротив холла. Эпторп появился в ней задом, волоча за собой свой груз.
– Может быть, я все-таки могу помочь тебе? – спросил Гай.
– Нет, нет, спасибо.
На площадке под лестницей, ведущей на второй этаж, был большой чулан. Эпторп не без труда затолкал свой груз в него. Затем он снял перчатки, шинель и фуражку, подошел с безразличным видом к-камину и сказал:
– Командор передает тебе привет. Говорит, что скучает по нас там, в клубе.
– Ты был в яхт-клубе?
– Не совсем. Я просто заскочил к старику, чтобы взять кое-что.
– Взять тот предмет, который ты привез?
– Э-э, да, фактически, этот предмет.
– Это что-нибудь сугубо личное, Эпторп?
– Нечто, не представляющее общего интереса, старина. Никакого общего интереса.
В этот момент в холл вошел дневальный алебардист, чтобы зашторить окна.
– Смидерс! – обратился к нему Эпторп.
– Да, сэр?
– Ваша фамилия Смидерс, да?
– Нет, сэр, Крок.
– Ну неважно. Я хотел спросить вас о помещениях в задней части дома.
– Да, сэр?
– Мне нужно маленькое помещение или какая-нибудь кладовая. Подошла бы, например, кладовка садовника, или душевая, или молочная кладовка – что-нибудь в этом роде. Есть такие помещения?
– Вам это нужно на короткое время, сэр?
– Нет, нет, нет. На все время, пока мы здесь.
– Я уверен, сэр, что это не в моем ведении. Надо спросить у начальника квартирмейстерской части.
– Ну ладно. Я просто поинтересовался.
Когда дневальный ушел, Эпторп продолжал:
– Глупый парень. Я почему-то все время думал, что его фамилия Смидерс.
Гай снова принялся за газеты. Эпторп сел напротив и уставился на свои ботинки. Через некоторое время он встал, прошел к чулану, сунул голову в дверь, потом снова закрыл ее и вернулся на свой стул.
– Держать там эту вещь, по-моему, можно, а вот пользоваться ею там, наверное, нельзя, правда?
– Почему нельзя?
– Гм, как же я смогу?
Наступила пауза, во время которой Гай прочитал статью о непроходимости болот Миккели. (Это были пока еще ничем не омраченные дни до поражения Финляндии.)
Затем Эпторп сказал:
– Я думал, что найду место для этой вещи в кустарнике, но ведь кустарник просматривается куда больше, чем я предполагал.
Гай ничего не сказал на это и перевернул страницу «Тэблета». Было ясно, что Эпторп горит желанием раскрыть свою тайну и наверняка поступит так с минуты на минуту.
– Идти к квартирмейстеру нет никакого смысла. Он не поймет меня. Да и кому бы то ни было объяснить это не так-то легко. – Затем, после еще одной паузы, Эпторп добавил: – Если уж тебе так нужно знать, это мой «гром-бокс».
Признание Эпторпа превзошло все ожидания Гая. Он предполагал, что это могли быть продукты питания, что-нибудь относящееся к медицине, огнестрельное оружие; в лучшем случае он надеялся услышать о какой-нибудь экзотической обуви.
– А мне можно взглянуть на него? – почтительно спросил Гай.
– Не вижу причин, почему бы тебе не взглянуть, – ответил Эпторп. – Собственно, я так и полагал, что это заинтересует тебя: очень тонкая работа, образец, каких больше не производят. Да и слишком дорогой, по-моему.