К. Еще как возможно, особенно когда тебя преследуют, все время шпионят за тобой – в конце концов теряешь терпение.
Д. (глубоко уязвленный). Разве я когда-нибудь шпионил за тобой?
К. А что же ты тогда делал?
Д. Когда? Не понимаю, о чем ты.
К. О том, что мы постоянно будто бы невзначай с тобой встречаемся. Ведь это не случайно, правда? Я все время чувствую за собой слежку.
Д. В таком случае, мне очень жаль. Прошу прощения. Но я и не думал шпионить.
К. А что же ты тогда делал, позволь спросить?
Д. (глубокий вздох, короткая пауза, затем тихим, напряженным голосом). Знаю только, что я постоянно думаю о тебе, поэтому, наверное, нет ничего удивительного в том, что интуиция приводит меня к тебе.
К. (разражается хохотом). И ты хочешь, чтобы я в это поверила? Это звучит несерьезно.
Д. Хочешь верь, хочешь нет. Разве человек властен над своими чувствами?
К. (четко, с плохо скрываемым гневом). Если все обстоит именно так, как ты говоришь, и это не по твоей вине мы вечно сталкиваемся на улице, то мне бы хотелось, чтобы в следующий раз, когда это случится, ты сразу свернул бы в сторону и незаметно исчез. Короче говоря, стал бы по возможности невидимым. А самое главное, не преграждал бы мне путь, как ты это делаешь сейчас!
Д. (умоляюще). А если мне нужно сказать тебе что-то важное? И я подумал, что раз уж мы встретились, то я мог бы сказать тебе это прямо сейчас.
К. (вздыхает, затем подчеркнуто терпеливо). Ну, ладно! Говори! Я слушаю.
ПАУЗА.
Давид смотрит на нее умоляющим взглядом, тяжело дышит, улыбается вымученной улыбкой – весь его вид свидетельствует о сильных душевных переживаниях.
К. (по-прежнему терпеливо). Ну! Что ты хотел мне сказать? Я жду, как видишь! Или тебе сказать нечего?
Д. (с надеждой в голосе). Может, пройдемся немного по парку?
К. (вздыхает). Нет. Говори, что хотел.
Д. (беспокойно оглядываясь). Не здесь же, в проходе… Это… это…
К. Я очень спешу!
Д. (в полном отчаянии, хватается за голову). Ты что, совсем ничего не понимаешь?
К. (качает головой, устало вздыхает). Нет.
Д. Но здесь невозможно… Я же не могу… Сюда может в любой момент прийти кто угодно…
К. (обессилено). Это бесполезно, Давид. Что тебе надо? Выкладывай. У меня больше нет времени.
Д. (отчаявшись). Ты в самом деле считаешь, что это подходящее место?..
К. (безжалостно). Не я его выбирала. Так что пеняй на себя!
Д. У тебя нет сердца.
К. (жестко). Возможно! Ну! Будешь ты наконец говорить?
Д. (окончательно упав духом). Нет, не сейчас. Я не из тех, кто по одному твоему приказу…
К. (возмущенно). По моему приказу! Я тебе ничего не приказывала. Наоборот… Хотя, знаешь что? Это уже заходит слишком далеко. Пусти меня!
Разгневанной Каролине удается быстро проскользнуть мимо Давида. Она убегает. Давид, застигнутый врасплох, бежит следом.
Д. Стой, подожди!
Каролина без оглядки мчится вперед, но под ногами оказывается лед, она поскальзывается и падает. Это еще больше злит ее. Она пытается встать на ноги. Давид понимает, что это его шанс, спешит на помощь и страстно обхватывает ее.
Д. (с нежностью в голосе). Любимая… Ты не очень ушиблась?
К. (в бешенстве). Убирайся к черту! Пошел прочь!
Д. (жалобным голосом). Я же не виноват…
К. Прочь!
ЗАНАВЕС
Итак, Каролина так и не узнала, что наболело на сердце у Давида.
Но об этом, в общем-то, не так уж трудно догадаться.
Подобные сцены с различными вариациями разыгрываются между ними чуть ли не каждый день. Они никогда ни к чему не приводят, но невероятно раздражают Каролину, поскольку отнимают слишком много времени и сил. Она чувствует себя связанной по рукам и ногам. Как будто они с Давидом в свое время пережили сложный и долгий роман, а ведь ничего подобного не было.
Давид – одаренный юноша, во всяком случае, далеко не глупый. Почему же тогда он так по-идиотски ведет себя в ее обществе и становится намного глупее, чем он есть на самом деле?
В сущности, это очень грустно.
К тому же он пишет ей письма. После каждого подобного столкновения она получает длинные любовные послания – полные то отчаяния, то укоризны – с многочисленными заумными объяснениями того, что произошло между ними. Что она сказала… что, по его мнению, она имела в виду под тем или под этим… что он сам имел в виду. Что он хотел сказать и что на самом деле сказал, но был неправильно понят, и что он вместо этого должен был сказать. Что она никогда не говорила и что ей следовало бы сказать… что она подумала и что она в первую очередь должна была понять.
Читать такие письма утомительно, на это уходит много времени, они вызывают у нее только головную боль. Но, несмотря на все слова, высказанные или подразумеваемые, несмотря на все объяснения, ей так и не удалось понять, что он на самом деле хочет сказать. Кроме того, что он, разумеется, любит ее. Но в этом нет для нее ничего нового.
Обычно Каролина не отвечает на его письма. Это только бы больше подстегнуло Давида, поэтому она не рискует.
Но его письма наверняка не такие уж безумные, какими она их считает. Если бы они были написаны кому-то другому, если бы она не знала того, кто их писал, а прочла бы их, например, в какой-нибудь книге, то совершенно по-другому восприняла бы их и, возможно, больше прониклась бы их содержанием. Но сейчас она находит их совершенно неинтересными. И глупыми. У нее просто-напросто больше нет сил их читать.
Потому что ей не нужна любовь Давида.
Если бы он только мог это понять! Она не хочет испытывать вечные угрызения совести из-за того, что не может разделить его чувства. Она не хочет причинять ему боль. И прежде всего она не хочет видеть, как он мучает себя.
Потому она пишет ему коротенькую записку. Не в ответ на какое-либо из его посланий. Она задаст всего лишь один вопрос, а именно:
Почему он так странно ведет себя и пытается предстать перед ней намного глупее, чем он есть? Ведь на самом деле он – совсем другой человек и мог бы показать ей это. Она ведь хорошо понимает, что это так.
Ее записка очень искренняя. В ней чувствуется неподдельное изумление. Каролина действительно хочет понять, в чем дело. Потому что в глубине души желает Давиду добра.
Давид это наверняка заметил. Он отвечает сразу – и, как ни странно, на сей раз без всяких заумных объяснений и рассуждений. В отличие от других своих писем он пишет без разных ненужных завитушек, а прямо и по делу.