Люди чувствовали, что легко подавить арабов у СБА не получится, и принимали собственные меры безопасности. Кто-то уезжал в более спокойные районы, кто-то запирался в доме, приготовив оружие и солидный запас патронов, кто-то прикидывал, из чего лучше строить баррикаду. Почти все окна закрыты ставнями, двери заперты, редким прохожим советуют убираться, угрожают оружием, пропускают только своих. Южные кварталы Болота превратились в осажденную крепость задолго до того, как разъяренные толпы аравийцев снесли блокпосты. Жизнь в Анклаве приучила людей готовиться к худшему, рассчитывать на себя, не надеяться, что кто-то поможет спасти твою лавку или квартиру, доверять только своим и у них искать поддержки. А потому, пропустив на север отступающих безов, обитатели Болота встретили бунтовщиков ураганным огнем.
– Слоновски, что у тебя?!
Учитывая обстоятельства, Кауфману следовало рвать и метать, брызгать слюной и угрожать провинившемуся офицеру немедленной расправой. И он бы наверняка так себя вел, если бы в занятных историях об интеллектуальной ограниченности директора московского филиала СБА присутствовала хотя бы толика правды. Мертвый был суров с напортачившими подчиненными, порою – жесток, но только по делу, только после тщательного разбора полетов. И разумеется, ему хватало ума и выдержки не устраивать истерики в разгар кризиса.
– Докладывай.
– Если бы не местные, Болото бы уже горело, – честно признал Грег. – Они задержали аравийцев, сбили темп и дали мне возможность перегруппироваться.
Именно так: «мне», а не «нам». Слоновски нес полную ответственность за подавление бунта и не собирался ею ни с кем делиться.
– Новый рубеж пройдет по Орджоникидзе и Серпуховской. Сейчас я подтягиваю туда резервы. Думаю, минут через сорок пойдем зачищать Болото.
– Будешь выдавливать их в Аравию?
– На балаклавцев, – уточнил Слоновски. – Я приказал им остановиться и отправить всех, кого можно, на линию Третьего кольца. Возьмем прорвавшихся в тиски.
Он не стал уточнять, что ни с севера, ни с юга водометов не будет. Грег не собирался разгонять тех, кто вышел за пределы Кришны и Аравии. Он устал.
– Удержи Болото, Слоновски, – буркнул Кауфман. – Если оно полыхнет, весь Анклав займется.
– Я понял, шеф, – кивнул Грег. – Клянусь, больше плохих новостей не будет.
– Слышали новость, братья? Наши уже на Болоте!
– Да какие они наши? Размазня аравийская!
– Может, и размазня, но безов снесли, как щенков! В самый центр рвутся!
Заявление Саида вызвало у черенков интерес. Даже лидер банды, Вагиз, оторвал голову от диванной подушки и посмотрел на принесшего весть парня:
– Точно?
– По всем новостям долдонят!
– А-а…
Черенки оттягивались в подвале старого дома, великодушно переданного банде самим Султаном Сулейманом, главарем держащей эти кварталы Болота канторы. Вагиз доводился Султану троюродным племянником, вот тот и пошел навстречу родственнику. Помещение волчата отделали как положено: и комнаты с кроватями были, и зал с тренажерами, и даже для танцулек место нашлось. Бара не хватало – Сулейман, как истинный мусульманин, за потреблением спиртного следил строго, зато на травку глаза закрывал, в общем, жить можно. Вагиз как раз раскурился в приятной компании двух податливых метелок, вот и прозевал интересное сообщение: «балалайку» в эти моменты вожак отключал, и теперь пытался выяснить подробности:
– Далеко арабы прошли?
– Говорят, чуть ли не Шаболовку уже взяли! А на Болоте паника! Ага! Все безы на прорыв ушли. И канторщики русские подтянулись – территории защищать…
– И канторщики, значит… – После курева Вагиз соображал медленно, но главные новости не упустил: – И безы, и канторщики… Интересно… – В глазах черенка зажегся нехороший огонек. – Паника, говоришь…
– Есть другая пушка?
Пэт увидела, как Рус вытащил из искусно запрятанной в мотоцикл кобуры пистолет, проверил обойму и, поколебавшись, сунул оружие за пояс.
– Есть?
– Тебе какая разница?
– Если есть – дай!
– Зачем?
– А ты как думаешь? – огрызнулась девушка. – Дай!
– Иди к черту!
– Мы в одной лодке, дубина!
Рус хрюкнул, но промолчал: знал, что Пэт права. Не о себе девчонка говорит, а о всем вагоне. Все байкеры в одной лодке. Которая очень сильно раскачивается.
Разгоряченные гонкой, ошарашенные смертью Карбида, свамперы на какое-то время перестали следить за происходящим вокруг. Новости большого мира потеряли актуальность, все обсуждали гибель вожака, что делать с Пэт, перспективы Руса как нового лидера… и пропустили приходящие по новостным каналам сообщения. Кто-то, правда, заикнулся, мол, беспорядки перекинулись… но его заткнули. Не до тебя! Какие, к чертовой матери, беспорядки?! А когда вагон выкатил на Донской, было уже поздно.
На пересечении с Орджоникидзе байкеры уткнулись в наспех построенные безами баррикады. Хотели проскочить, кричали, что свои, что мирные, но в ответ – выстрелы. На Орджоникидзе окопались те, кто вырвался из блокпостов, из того ада, что устроили разъяренные аравийцы. Потерявшие друзей, легкораненые, контуженые, еще не получившие обещанного подкрепления, злые как собаки, безы открывали огонь по любому подозрительному скоплению людей.
Байкеры отступили, решив вернуться на Третье кольцо и уйти из опасной зоны по нему, но не тут-то было. Проехав с полкилометра по Донскому, они напоролись на толпу арабов. К счастью, не успев приблизиться к ней на расстояние выстрела. Развернулись, рванули направо…
И вновь уперлись в баррикаду.
И попали под перекрестный огонь защищающих свои дома жителей Болота.
Удар, направленный в голову, пришелся по касательной – Илья успел уклониться, поэтому ободранный дубинкой висок болел не очень сильно. Так, горел немного, но это ерунда. Больше беспокоила спина, точнее, левая лопатка, которую, кажется, успели резануть ножом. Или под которую успели сунуть нож. Или… Впрочем, и об этой ране Дементьев перестал задумываться едва ли не сразу, как почувствовал боль. Некогда было.
Илья бежал, прижимая к груди сумку с «раллером», а в голове его билась одна-единственная мысль:
«ИДИОТ!»
Нужно было добираться к Корнелиусу на такси. Брать тачку и ехать, не терять время. Но Дементьев решил перестраховаться, сбить вероятных преследователей со следа. Если машинисты СБА засекли точку входа в сеть, к Оглыеву обязательно придут. И шанс, что придут очень скоро, велик: по случаю беспорядков безы перешли на расписание военного положения, хоть и не объявили его, и на сигнал о работе ломщика среагируют быстро. Почему? Потому, что бунт – это не только стрельба на улицах. Бунт – это информация, это панические слухи и страшные подробности, ложь и правда, призванные подлить масла в огонь. Илья был достаточно опытен и понимал, что за аравийскими беспорядками обязательно кто-то стоит. И этот кто-то наверняка хочет, чтобы бои продлились как можно дольше, в идеальном случае – перекинулись на другие территории Анклава, а значит, его ломщики поведут свою войну, и за ними начнется охота. А разбираться, для чего ты ломал сеть, безы не станут.