Говорят…
Скорее всего, подобному беспокойству подвержены далеко не все и даже наоборот — мизерная часть горожан. Ведь оказываясь на улице в три, в четыре или в пять часов утра, мы очень редко прислушиваемся к своим ощущениям. У нас всегда есть дело, которое вытащило нас из теплой кровати. Мы спешим, мы торопимся домой или на работу.
Мы сосредоточенно живем, не обращая внимания на мир.
Но даже у самого отъявленного прагматика бывают минуты озарения, мгновения, когда он вылезает из твердого панциря рассудительности и замечает, что окружающая его действительность не так уж проста, как он привык думать. Что здания оказываются не рукотворными бетонными ящиками, а загадочными, пронзенными пустотами пещер скалами, обладающими собственной душой. Что колдовство предрассветных сумерек ведет знакомые улицы совсем не туда, куда днем спешат автомобили и пешеходы. Что каждый звук, разорвавший серую утреннюю тишину, может нести в себе Тайну.
Что каждый звук интересен…
Цокот каблучков долетел снизу, со стороны Охотного Ряда. Бодрое постукивание по асфальту, незаметное днем и громогласное в безмолвии спящей Лубянки.
Цок, цок, цок…
Невада лениво отхлебнул виски из горлышка бутылки, закусил неглубокой затяжкой и только после этого повернул голову, отыскивая взглядом раннюю пташку.
Девушка лет двадцати. Волосы раскрашены черно-белыми прядями, на лице слишком много косметики, а короткое платье на бретельках не защищает от предрассветной прохлады: голые плечи приподняты, руки скрещены на груди, голова опущена. Наверное, девчонка уже дрожит. И, вполне возможно, не только от холода — понимает, что в дремотной городской тишине цокот каблучков привлекает особое внимание, наверняка ругает себя за то, что выбрала металлические набойки… Цок, цок, цок…
Девушка подняла голову, огляделась, надеясь увидеть проезжающую машину или припаркованное у тротуара такси, а заметила Неваду. И в течение нескольких секунд на ее лице отразились самые противоречивые чувства: сначала радость, потом, когда поняла, что Крус не таксист, — разочарование и почти сразу — откровенный испуг. И следующие двадцать шагов девушка проделала почти бегом.
Цок, цок, цок…
Свернула за угол и помчалась к Кузнецкому Мосту, хотя поймать машину в дебрях московских переулков практически невозможно.
Испугалась.
Крус рассмеялся и вновь приложился к бутылке. Он не сомневался в том, что его вид заставит девчушку поторопиться. Кому, скажите на милость, понравится встретить в предрассветной мгле мужчину, сидящего на капоте «Порше» с ополовиненной бутылкой виски в руке? При том что на переднем сиденье автомобиля сопит пьяная в стельку блондинка?
У одинокой девушки картина вызвала тревогу, прогнала прочь, а вот милиционеры при виде Круса поначалу обрадовались, попытались докопаться, надеясь быстро и легко сшибить немножко денег, однако документы, которыми Неваду снабдил Гончар, заставили стражей порядка спешно ретироваться, и последние пару часов Круса никто не беспокоил. Ну, припарковался человек на Лубянке, ну, пьет виски, ну и что? Не буянит? Не нарушает? Значит, просто отдыхает. Выходные, в конце концов, имеет право.
Впрочем, несмотря на смешок, который выдавил из себя полупьяный Невада, он остался недоволен появлением девушки. Цокот каблуков вырвал Круса из транса, в который он только-только начал впадать, вернул к реальности, и получится ли отделиться от нее снова — большой вопрос.
— Сука! — с чувством произнес Невада.
— Простите, это вы мне?
Крус вновь приложился к бутылке, одновременно повернул голову на голос и, продолжая глотать, разглядывал остановившегося на тротуаре старика. Длинное и унылое, словно у дряхлого осла, лицо, отечные глаза, бледные губы, большие уши — казалось, что старомодная шляпа висит именно на них. Под плащом наверняка костюм… Нет, не под плащом… Невада напрягся и вспомнил когда-то слышанное русское слово: пыльник.
— Простите, — старик вежливо приподнял шляпу. — Я не расслышал, что вы сказали.
— Да я не вам, — вздохнул Крус, понимая, что впасть в любимое забытье сегодня, похоже, не суждено.
— Неужели ей? — Старик посмотрел на спящую в автомобиле девушку.
С хозяйкой «Порше» Невада познакомился в клубе. Как ее, Кира? Клара? Ладно, проснется, сама скажет..
— Нет, не ей. — Крус сделал еще один глоток. — Сам себе.
Алкоголь и тоска, которая всегда накатывала на Неваду на Лубянке, сделали свое дело: вместо того чтобы послать настырного прохожего подальше, Крус втянулся в разговор.
— Я тут гуляю, — пояснил старик. — Бессонница, знаете ли. С людьми моего возраста такое случается.
— И я тут гуляю, — хмыкнул Невада. — Вот ведь совпадение.
— Почему здесь?
— Что вы имеете в виду?
— В Москве есть масса интересных мест, куда можно было бы поехать… тем более с девушкой. — Невада открыл было рот, но старик его опередил: — Я не имел в виду клубы или рестораны. И уж тем более гостиницу или квартиру. Нет. Я имел в виду места романтические, в которых действительно интересно побывать ночью. Набережные или парки… А еще есть множество скверов…
— Меня не интересует романтика, — отрезал Невада.
— Вот как?
— Вы разве не видите? — Крус кивнул на спящую девушку. — Сюда приехали не мы, а я.
— Для чего?
— Побыть здесь.
— Именно тут?
— Да…
Разговор затягивался, но Неваду это не смущало. Ему надо было с кем-нибудь поговорить. Обо всем на свете и ни о чем. Ведь он все время один… Один! Не может поделиться своими тайнами даже с психоаналитиком, никому не может рассказать о жизни. О своей настоящей жизни. Те, кому можно, не будут слушать, остальным — нельзя. Незнакомец же показался подвыпившему Крусу идеальным слушателем, которому можно поведать все, что, накопилось на душе.
— Хотите сигарету?
— Не откажусь, — кивнул старик, принимая угощение. — Представляете, я всю жизнь борюсь с табаком, призываю избавляться от этой привычки, а сам курю с пятнадцати лет.
— Врач?
— Дантист. — Он глубоко затянулся, выпустил дым, взял сигарету в пальцы и представился: — Семен Ефимович Дроздовский.
— Невада, — буркнул Крус.
— Это ваше имя?
— Какая разница?
— Извините, — выдержав короткую паузу, произнес старик. — Я все понимаю: случайная встреча, случайный разговор… И это место… — Дроздовский медленно обвел взглядом площадь. Громадина самого известного в стране детского магазина, а следом — два мрачных здания, давших названию Лубянка новую суть. — Столько воспоминаний…