Полувоенная одежка Ясеня вызвала в милитаризированной шеренге бурную реакцию. Санитары вытянулись во фрунт и принялись «есть начальство глазами». Агава завертелся юлой и остановился, лишь когда Буш, немного шамкая беззубым ртом, начал торжественную речь:
– Господа! Сегодня мы собрались…
– Ура! – рявкнула шеренга. Дружно, но с некоторым опозданием.
Старушка бросила на санитаров недовольный взгляд.
Бизон умолк мгновенно. Бандера – после того, как испуганно пискнул.
– Вели им прекратить, – шепотом попросил Виктор.
– Я ни при чем, – серьезно отозвался Герман. – Хочешь верь, хочешь – не верь.
– Не верю.
– Твое право.
– …честно исполнить свой долг! – Буш посмотрел на Ясеня. – Твое Царство в тебе не сомневается, Виктор. Мы верим, что ты золотыми буквами впишешь свое имя в историю Подстанции!
– Ура!
Старушка отступила и принялась озираться в поисках стула, а ее место занял полуразрушенный мужчина.
– Уважаемый Виктор! В первую очередь, я… – Сломанная челюсть предательски щелкнула, и фраза повисла в воздухе.
Догматовский принялся возвращать физиономии работоспособность, а Ясень вновь обратился к Герману:
– Этого я тебе не прощу! Превратить в балаган такой день!
– Повторяю: я ни при чем. Но что происходит, понимаю.
– Что?
– Компенсация твоей чрезмерной серьезности.
– С какой целью?
– Чтобы важность момента не затмила важность происходящего, – объяснил Карбид. – Думай не о том, что ТЫ станешь комендантом, а о том, какая это ответственность.
– …от лица нашего Царства, уполномочен поздравить вас со вступлением в должность коменданта. Надеюсь, что в предстоящую неделю вы будете работать, как…
– Две недели, – поправил антагониста Буш. – Карбид был комендантом две недели.
– Извини, запамятовал.
– Ничего страшного. Наш парень будет командовать на Подстанции две недели, а не одну.
– Я не оспаривал!
– Тогда почему…
– Господа, – устало произнес Карбид. – Сейчас начнется самое главное.
Проверяющие замолчали.
Черепаныч, повинуясь кивку Германа, надавил на кнопку переносного пульта, и где-то внизу тихонько заурчал Ручной Привод.
Виктор глубоко вздохнул.
«Сейчас! Это случится сейчас!»
И поймал себя на мысли, что еще никогда слова, которые он собирался произнести, не весили так много.
«Это просто слова…»
«Просто слов не бывает. Ведь когда-то все началось именно со Слова…»
Ясень вздрогнул.
«Это моя мысль? Почему я вспомнил про Слово? Почему именно сейчас?»
Собравшиеся ждали, а он молчал. Стоял перед ними в своем оливковом френче и молчал.
«Вначале было Слово!»
И теперь ему предстоит его произнести. Не то же самое, другое, но тоже важное. В этом месте. Рядом с Ручным Приводом, который он отчаянно считает механизмом. Он скажет Слово тем, кого считает законченными психами. Теперь это его паства и его братья, его семья и его народ. Он даст им Слово, и оно будет услышано, потому что его хотят услышать.
«Но хочу ли я произнести Слово?»
Ясень медленно обвел взглядом притихших людей, вздохнул, и решился:
– Единой волей двух Царств и собственным желанием служить закону, я, Виктор де ла Вега… – и вдруг понял, что нельзя ограничиваться только этим именем. Оно не полное. Понял и, запнувшись, добавил: – которому в этом месте даровано имя Ясень, стоя перед лицом Колыбели, клянусь…
Незапущенный Ручной Привод равномерно попыхивал короткими порциями белого пара. Без надрыва. Без усилий. Просто демонстрировал, что не поломался и в любой момент разгонится до максимальной скорости. Только прикажите – сделаем. Ременные передачи спят, большинство зубчатых колес – тоже, лишь одно, в самом центре, важно и неспешно, почти незаметно наворачивает бесчисленные круги, а на панели управления горит одна-единственная клавиша: «Нажать, если что».
– Черепаныч! – Рев Ясеня окутал помещение, без труда перекрыв слабый шум Привода, однако ни к какому результату не привел: механик не явился. – Черепаныч!
Около столика нет, возле пульта управления нет, около машины… В кишках Ручного Привода могло без труда сгинуть с десяток Черепанычей, да так, что отыскать их не смог бы и десяток Шерлоков Холмсов. Лезть в нутро устройства не было никакого желания.
– Черепаныч!
– Томатный сок?
Ясень резко обернулся и едва не толкнул вошедшего в помещение механика.
– Э-э…
– Томатный сок? – Черепаныч держал в руках два бокала с красным и густым.
– Пожалуй. – Виктор принял бокал, сделал глоток: не холодный и не теплый, чуть подсоленный, именно такой, каким должен быть. – Спасибо.
– На здоровье, Ясень, на здоровье. – Выпив примерно половину, Черепаныч вытер рукавом губы и хитро улыбнулся: – На костюмчик не накапайте.
Виктор сумел не покраснеть. Хотя и смутился.
«Какого черта я снова напялил френч?!»
Внятного ответа на этот вопрос у Ясеня не было. Проснувшись, хотел было убрать парадный костюм в шкаф, но неожиданно для себя передумал.
«И напрасно…»
Если вчера оливковая униформа вызвала простое оживление, то сегодня не избежать хихиканья.
– Был у меня в Таиланде случай: давили сок из черри. Получалось мешок на стакан…
– Черепаныч, – хмуро произнес Виктор. – Надо поговорить.
Он знал, что традиции Подстанции запрещали перебивать механика, однако не хотел выслушивать очередную байку. Черепаныч, надо отдать ему должное, не обиделся:
– О чем?
– Конфиденциально.
– Могли бы и не уточнять.
– Я пришел к вам потому, что вам можно доверять.
– На Подстанции можно доверять всем, – тихо произнес механик. – Ну, разве что кроме Бизона и Бандеры. Да и они в целом вполне вменяемые ребята.
– Можно доверять всем?
– Вас это удивляет?
Просьба о конфиденциальном разговоре вызвала вполне предсказуемую реакцию: Черепаныч решил проверить искренность Виктора, и тому пришлось говорить правду:
– Я не привык верить всем.
– Вам нужно учиться пребыванию среди единомышленников, – улыбнулся механик. – Мы на Подстанции, Ясень, не на Земле и не во Вселенной. Мы посреди. И если не будем доверять друг другу, очень быстро окажемся или на Земле, или во Вселенной.