— Начато саморазрушение системы! Господа бронетехники благоволят покинуть борт Двенадцатого эскадрона Шестого бронемеханического батальона Ослепительной панцирной бригады Второго Континентального Всесокрушающего корпуса Юкзаанских вооруженных сил Справедливого и Беспорочного гекхайана Светлой Руки бронемеха «Хоррог Черный Демон Айбмншогвирк»!
Сыпля черными ругательствами, Кратов заметался по кабине. Один бог знал, сколько времени было у него в запасе… Все подвернувшиеся под руку дверцы были в лихорадке распахнуты, все ящики перевернуты, под все сиденья было заглянуто. На счастье, господа бронетехники тоже спешили. Кратов спихал в найденный пластиковый мешок какие-то булькающие фляги, отправил туда обойму тускло поблескивающих металлом небольших цилиндров, вполне могущих быть ручными гранатами, сверху водрузил ядовито-желтую с надписями черным коробку, в которой заподозрил аптечку, а также несколько непонятного назначения круглых предметов в тонкой полупрозрачной упаковке. Забытый в шкафу за металлической створкой энергоразряднпк он зажал под мышкой.
— У вас осталось две юкилры, чтобы покинуть борг Двенадцатого эскадрона Шестого бронемеханического батальона… — экзальтированным тоном сообщил голос.
Кратов, хоть убейте, не мог сейчас впомнить, чему равнялась одна юкилра — сколько-то там десятков ударов спокойного сердца воина-эхайна в мгновения отдыха… Едва ли не зубами придерживая выскальзывающий из рук мешок, он кинулся к лесенке.
Неприятное ощущение кролика, за которым из кустов следит с искренним гастрономическим интересом крупное пресмыкающееся, заставило его обернуться.
С одного из экранов на него люто и безмолвно таращился т'гард Лихлэбр.
— Что? — спросил Кратов с вызовом. — Вы удивлены, яннарр? Вы думали, что с двумя мерзкими этлауками, которые имели наглость ускользнуть из ваших лап, хотя бы навсегда покончено? Или вы надеялись увернуться от Суда справедливости и силы?
Эхайн не проронил ни звука. Быть может, он и не слышал ничего. Но желтые буркалы так и лезли из орбит.
— Ничего еще не закончилось, — объявил ему Кратов, неприятно усмехаясь. — Мы живы, и мы идем в Гверн!
Времени на гордые сентенции больше не оставалось.
Когда Кратов был внизу и со всех ног удирал прочь и подальше, в кабине «Айбмишогвирка» раздался глухой хлопок, и через верх повалил знакомый уже черный дым.
Километра два полного молчания спустя Озма спросила:
— Они все погибли?
— Все, — ответил Кратов, погруженный в свои мысли. — Хотя, может быть, кто-то и спасся. Но только не наши знакомые…
— Как странно, — сказала Озма. — Мы говорили… точнее, вы говорили, а я только слушала. У него был от природы отвратительный голос… формидабцлис, и он словно нарочно пытался сделать его еще отвратительнее. Хотел казаться уродливее, чем был на самом деле. Неуклюжие представления о мужественности… А теперь он погиб, и его голос погиб вместе с ним. Вы знаете, что всякий человеческий голос неповторим?
— Подозреваю, — откликнулся Кратов. — Маленькая поправочка: это не люди. Это эхайны.
— Я не ксенолог, — возразила Озма. — Такие тонкости для меня ничего не значат. У него две ноги и две руки. И он похож на одного моего знакомого с Магии. Тот был хорридиор… даже еще безобразнее… Наверное, я должна скорбеть о нем?
Кратов пожал плечами.
— Наверное, — сказал он. — Это было бы вполне уместно. Юзванд погиб, защищая нас. Конечно, он делал это вовсе не из соображений гуманизма, как поступили бы люди. У него был приказ, и он честно исполнил свой долг воина— эхайна. Хотя, возможно, у него был выбор, и он выбрал не самое легкое.
— Дайте еще глотнуть, — сказала Озма.
Кратов протянул ей початую еще на полянке флягу из бронемеха. То, что там было внутри, назвать водой можно было лишь условно. И, кажется, в этом напитке содержалось порядочно алкоголя.
— Почему мы не можем идти по дороге? — в десятый уже раз капризно осведомилась Озма. И сама же себе ответила: — ах, да… воздушная разведка хостис… неприятеля. Катулина…
— Что? — переспросил Кратов.
— Собачье мясо… это я так ругаюсь. А кто наш неприятель?
— Пока что все, кто ни есть вокруг, — рассеянно промолвил Кратов. — Ничего, скоро мы придем.
— Никуда мы не придем. Мы вообще идем не в ту сторону!
«Хорошо сказано, девочка, — подумал Кратов. — Куда бы мы ни шли, все едино окажемся не там, куда хотели… Просто замечательно: впервые за много лет я, угодив в лоно чужой и, в общем, даже неизученной цивилизации, веду себя не как ксенолог, а как полный идиот. То есть, конечно, какие-то позывы к рассудочной деятельности во мне еще сохранились. Иначе зачем бы я копался в их информационных отбросах, что мне любезно навалили передо мной мадам геобкихф и светлой памяти младший геургут?.. Но в остальном я похож на растерянного дурня, которого выпихнули перед строем и сказали: будешь играть сеанс одновременной игры в маджиквест на пятидесяти досках, и только попробуй, сволочь, не сведи положительный баланс! — Он покосился на задумчиво ковылявшую рядом в своих нелепых туфельках Озму. Судя по сосредоточенному и словно слегка подсвеченному изнутри чумазому личику, она опять собирала какую-то мозаику из разбегающихся нот. — Ладно, баланс мы, надо полагать, сведем. Не стоит нынче передо мной задачи установить плодотворный и взаимовыгодный контакт. Это уж как-нибудь потом, на досуге… Нынче я здесь лишь затем, чтобы вытащить из беды эту женщину. Тоже удумали, господа вояки: брать женщин в заложники! Уж я вам эту охоту надолго намерен отбить всеми подручными средствами, от дреколья по фогратор включительно. И я вытащу ее отсюда, чего бы это не стоило мне и Эхайнору…»
— Вы знали тех, кто был убит на Пляже Лемуров? — спросил он.
— Да, почти всех, — сказала Озма, выходя из творческого транса. — Они работали со мной несколько последних лет.
— Расскажите мне о них.
— Зачем?!
— Мне не хватает злости на Лихлэбра.
— А кто это? — спросила она бесхитростно.
— О, дьявол! — сказал Кратов и озадаченно рассмеялся. — Этот негодяй вам даже не представился?
— Я уже говорила вам: у меня плохая память на имена. Ведь это какое-то имя?
— Так зовут эхайнского громилу, который заварил всю эту кашу. — Озма продолжала глядеть с наивным недоумением, и он вынужден был пояснить: — Здоровенный желтоглазый парень, который явился к вам в попугайной распашонке и дурацких шортах, уволок к себе на корабль, получил от меня по роже и…
— …переоделся в еще более смехотворный мундир, когда мы сюда прилетели, — покивала она. — Я вспомнила. Так это он здесь самый главный?
— В масштабах этого мира он всего лишь мелкий интриган и бунтовщик. И во всех ваших нынешних неудобствах виноват именно он. — Кратов усмехнулся и, пытаясь пробудить в себе ощущение священной ненависти, произнес: — Кьеллом Лгоумаа, третий т'гард Лихлэбр.