Я подошел к избе спереди, вошел в темные сени, громко потопал по полу, будто бы стряхивая снег с сапог, и левой рукой открыл дверь из сеней в комнату. Правую руку с зажатой саблей держал опущенной вниз, чтобы в первое мгновение сабля не бросилась в глаза.
За столом, спиной ко мне, сидел густо поросший рыжим волосом субтильный мужик. Рядом на лавке лежало его оружие – меч, нож и самострел. Вот кто, наверное, ловушку на меня ставил.
В комнате больше никого не было. На скрип двери рыжий не поворачиваясь, бросил:
– Ну, Архип принес вино?
Я кашлянул, прыгнул вперед, сабля чавкнула, рубя плоть, и голова рыжего слетела с плеч. Держа саблю на изготовку, я двинулся вперед. Как и во всех больших избах, печь стояла посредине дома, а комнаты шли вокруг нее.
Только повернул за печь, как по сабле ударили ухватом. Еще не видя нападавшего, только боковым зрением угадывая движения, я кулаком левой руки врезал в середину предполагаемого противника. Раздался грохот, сначала на пол упал ухват, затем свалилось чье-то тело. На полу лежала хозяйка дома, прижав руки к животу, разинув рот и тщетно пытаясь глотнуть воздуха.
Такой силы удар был рассчитан на мужика, а пришелся под дых женщине и поверг ее в болевой шок. Какого дьявола ей приспичило играть в воина? Или чутьем поняла, что чужой зашел? Я схватил вышитое полотенце, висевшее на деревянном колышке на стене, и затолкал его ей в рот. Перевернув на живот, завел руки назад и связал. Пусть полежит, а то возьмет ухват в руки и решит отомстить.
Где-то рядом раздался отчаянный девичий вскрик. Я рванулся вокруг печи и дернул на себя дверь. Не успев ничего сообразить, получил сильный удар в грудь и упал. От боли перехватило дыхание. Через меня, наступив ногой на живот, перескочил здоровый мужик и бросился за печь. Я собрался с силами, вскочил и кинулся за ним. Мужик споткнулся о связанную хозяйку и растянулся на полу, а я перепрыгнул через женщину и приземлился рядом с ним. Мужик мгновенно перевернулся на бок и сделал подсечку ногой. Я грохнулся на спину, и сабля отлетела в сторону.
Ловок шельмец, не иначе – мастер кулачного боя.
Только я начал подниматься, как мужик из положения лежа прыгнул на меня и схватил за горло. Счет пошел на секунды. Сабля лежала в стороне, и другого выхода не было – я воткнул пальцы рук ему в глаза и вырвал их. Мужик взревел как медведь, на мое лицо полилась кровь, но горло мое он не бросил и продолжал в ярости сдавливать все сильнее. Я всерьез испугался, воздуха не хватало, и в голове стали стучать молоточки – первый признак кислородного голодания. Я лихорадочно шарил на поясе – лишь один маленький обеденный нож. На безрыбье и рак – рыба. Я вытащил его, и поскольку руки свои поднять не мог из-за навалившегося на меня мужика, ударил его ножом в пах и с оттяжкой резанул. Тать заревел, прямо как изюбрь весной, задергался, руки его ослабли. Кажется, потерял сознание. Я судорожно глотнул воздух раз, другой. Воздух с сипением входил через помятое горло.
Я свалил мужика с себя, дышать сразу стало легче. Под убитым расплывалась большая кровавая лужа, причем кровь была алая. Мне очень повезло – попал в бедренную артерию, а ему – нет.
У меня не было сил встать, болело горло, я с трудом дышал. Вот паразит, еще немного – и мне был бы конец. Я полежал на полу, отходя от схватки, сердце перестало колотиться в груди, и я перевернулся на живот, встал на четвереньки.
Хозяйка лежала в двух метрах от меня, глаза ее были широко распахнуты от ужаса. На четвереньках я добрался до сабли, опираясь на нее, а затем на лавку, встал. Надо срочно закрыть двери изнутри, ежели войдет еще разбойник – меня можно брать чуть ли не голыми руками.
Я себя чувствовал плохо, одолевала слабость, сильно болело горло. Доковыляв до сеней, заложил толстую дубовую плашку в пазы. Теперь хотя бы в дверь никто быстро не ворвется. Дверь крепкая, дубовая, сразу даже топором не возьмешь. Оконца маленькие, если и пролезет кто – только ребенок.
Я поковылял вокруг печи. Проходя мимо хозяйки, пнул – разбойничье отродье, сдам вот воеводе – висеть ей на суку. Я прошел дальше, в комнату, откуда раздался девичий крик. В углу, прижавшись друг к другу, сидели две девицы. Верхней одежды на них не было, только сарафаны. Они с ужасом смотрели на меня, приняв за одного из разбойников. Да и я тот еще имел видок – лицо в крови из-за вырванных разбойничьих глаз, низ живота и ноги – тоже. Сабля – тоже в крови. В общем – кошмар на улице Вязов.
Разглядев меня, девки в голос завыли.
– Цыц! – прохрипел я. Сказать нормально не получалось. – Ратник я, не тать. Разбойников уже нет, порубил я их. Кто дочка купца Святослава?
Девки перестали выть, но сидели в углу, сжавшись, глаза их были полны страха. Я указал саблей на одну, одеждой попроще:
– Таз принеси и воды, обмыться хочу.
Сам же тяжело рухнул на лавку.
Девка метнулась из угла, загромыхала в комнате, взвизгнула, видимо наткнувшись на убитых. Наконец появилась, неся небольшое ведро с водой, ковш и таз. Я обмыл лицо и руки, напоследок ополоснул саблю и вбросил ее в ножны.
– Так ты Юрий, которого папенька с ватажкой малой нанял до Мурома проводить?
– И я ж про то говорю, до вас никак не дойдет. Отец за вами послал.
– Мы за кустики по нужде отошли, тут на нас эти и набросились, рты закрыли и потащили в лес. Мы теперь в Муром?
– Отойти мне надо хоть немного – сильно меня тать помял, думал – конец мой подошел, да есть Бог на свете, уберег. Не обидели вас?
– Нет, не успели. Дорогой все про отца расспрашивали, сколько денег у него.
– Выкуп хотели назначить. Вот что, девоньки, мне коня надо привести, один он в лесу, как бы волки не задрали, вы двери за мной закройте от греха, я недолго.
– Нет уж! – вскинулись обе. – Мы оденемся – и с тобой.
Спорить не было ни сил, ни желания.
Девчата надели свои шубки, я поглядел в слюдяное оконце и, не найдя ничего настораживающего, вышел во двор. Девчонки жались ко мне сзади. Вместе добрели до коня.
Я отвязал верного коня от дерева, и мы пошли к избе. Во дворе была небольшая конюшня, где уже стояли в стойлах лошади разбойников – нашлось местечко и для моей Рыси.
Зашли в избу, заперли дверь.
– Девчонки, звать-то вас как?
– Любава, – кокетливо присела купеческая дочь.
– Глафира, – стрельнула глазками ее прислуга.
Ох, девки, только из плена, пусть и короткого, а уже кокетничают.
Я невольно остановил свой взгляд на девушках. Почувствовав его, девчонки зарделись, потупив глазки. Волнующее чувство созерцания юной невинной красоты теплом разлилось по телу, защемило сердце, хоть все это и наложилось на чувство ответственности за судьбу девчат, которую я взвалил на себя. В угаре схватки, когда я прикрывал девчонок, стараясь упредить беду, сломить сопротивление ворогов и уничтожить злодеев – до того ли мне было? Но вот схватка выиграна, я – победитель, напряжение спало, опасности нет, передо мной смущенные девушки. Длинная пышная коса белокурой Любавы переходила с левого плеча на полную грудь и спускалась ниже пояса. В подрагивающих от волнения уголках рта и крыльях носика я угадывал затаенную до поры немалую страсть, чувственность, и в то же время присущую русским женщинам этого времени покорность мужскому началу. Румянец, покрывающий щечки, делал совершенно излишней суперкосметику из моего будущего, такого далекого для меня сейчас. Вспомнил свою Юльку и поймал себя на мысли, что пытаюсь сравнить девушек, разделенных пропастью времени. Озорной взгляд Глаши вернул меня к реальности.