Выслушав рассказ Еремея, я решил не корчить из себя героя и ссудить купца деньгами под божеский процент, но все мои планы поломал Павел Сирота, которого я отправил потолкаться среди торгового люда, чтобы выяснить, не разыскивают ли нас родимых по доносу боярыни Пелагеи и чем дышит народ.
Я едва успел закончить разговор с купцом, как прибежал мой телохранитель с квадратными глазами и зашептал мне на ухо:
– Командир, возле кузни я видел знакомого шныря из Броничей, он расспрашивал народ про лихих людей, которых мы давеча на реке побили. Хотел я его прищучить, да только с ним еще двое дружков было. Думаю, что скоро они до нас доберутся и могут людей из Разбойной избы навести. Уходить срочно нужно!
Это известие не оставило нам выбора, поэтому я приказал запрягать лошадей в сани и готовиться к выходу, а сам отправился искать Еремея, чтобы вернуть ему часть задатка за охрану. Купец, узнав, зачем я пришел, схватился за голову, но я не поддался на уговоры остаться до завтра и буквально запихнул ему за пазуху кошель с серебром. Вскоре наш обоз на рысях поскакал в сторону от Москвы, стараясь как можно дальше оторваться от возможной погони. Однако добраться до ближайшего постоялого двора до темноты мы не успели и заночевали прямо на дороге. Ночью резко похолодало, и началась пурга, в результате чего бессонная ночь превратилась в борьбу за выживание, а поспешное бегство из Москвы едва не вышло нам боком.
Как только рассвело, мы откопали засыпанные снегом сани и продолжили путь, но только к полудню нам удалось добраться до постоялого двора – настолько нас вымотала ночевка на морозе. Едва сани, на которых сидел замерзший, словно цуцик, героический воевода, въехали за околицу долгожданной деревни, в его заиндевевшую голову пришла гениальная мысль прекратить заниматься опасными экспериментами и остановиться на отдых до следующего утра. Второй ночевки в чистом поле люди и лошади могли и не пережить, а из совершенных ошибок нужно своевременно делать выводы, чтобы не смешить народ собственной дуростью.
В пятнадцатом веке на Руси караваны зимой передвигались от одного яма [13] до другого или останавливались на заранее оборудованных стоянках, хорошо укрытых от морозного ветра. Придурков, нарушивших эти простые правила, обычно находили мертвыми по весне, когда сходил снег, так как замерзнуть насмерть на тридцатиградусном морозе проще простого. Обычная дистанция между ямами примерно сорок – сорок пять верст, что соответствовало среднему переходу купеческого обоза за световой день, поэтому пытаться двигаться быстрее этого графика не что иное, как извращенный способ самоубийства.
На наше счастье, моя глупость обошлась без последствий, и никто из бойцов не заболел. Поблагодарив госпожу удачу за спасение, я выпил с личным составом по стопке самогона в чисто медицинских целях и уже укладывался спать, когда Павел Сирота доложил, что на постоялый двор въехал обоз Еремея Ушкуйника.
Купец в отличие от меня не стал пороть горячку и вывел свой обоз из Москвы только утром, но догнал нас на постоялом дворе. Еремей обрадовался мне словно родному, сразу заявил, что наши прежние договоренности остаются в силе, и вернул задаток, подкрепив свои слова баклажкой с хмельным медом. Застолье продолжилось, и медовуха легла поверх самогона, поэтому я не помню, как заснул.
Еще с вечера мы с Еремеем договорились, что купец рулит обозом, а я занимаюсь вопросами безопасности, поэтому мы выехали в дорогу без спешки и хорошо отдохнувшими. Намеченный на сегодня дневной переход являлся самым опасным участком пути, так как чаще всего разбойники нападали на караваны неподалеку от следующего яма, который располагался в Волоке Ламском.
В прямое столкновение с бандитами ввязываться было опасно, поэтому я решил пойти на хитрость и попросил Еремея переодеть своих возчиков в трофейные доспехи, а моих людей нарядить в холопские тулупы и малахаи. Бандиты наверняка не пропустят наш обоз без последствий и постараются примерно наказать строптивцев, не пожелавших платить дорожный налог.
План разгрома банды строился в надежде на самоуверенность бандитов, которые наверняка не ожидают отпора от сиволапого мужичья. Я планировал при появлении разбойников сделать притворную попытку удрать, а затем сдаться на милость грабителей. Мой главный расчет был на то, что вооруженные до зубов бандиты не посчитают нас серьезным противником и сблизятся с обозом на расстояние картечного выстрела, а тогда в дело вступят «дефендеры».
Я приказал гвардейцам не жалеть лошадей противника и не стараться выцеливать всадников, главное, чтобы ни один из нападающих не смог уйти живым. Если нам удастся перебить всех бандитов, то второго нападения, скорее всего, не будет, и мы успеем проскочить в Волок Ламский раньше, чем хозяева бандитов разберутся в обстановке и отправят на перехват другой отряд. В Волоке Ламском стоит княжеская дружина, в город бандиты не сунутся, а утром мы уже уедем. Первоочередной задачей было добраться до границы Тверского княжества, где к новгородским купцам относились с почтением, а там уже и до Торжка недалеко.
После Торжка начинаются земли Господина Великого Новгорода, где грабежи на дорогах редкость, так как новгородская дружина следила за порядком не за страх, а за совесть, ибо отвечала рублем за любой бандитский беспредел. Если верить Еремею, то в новгородских землях на обоз могут напасть только какие-нибудь отморозки, вооруженные дрекольем, от которых в состоянии отбиться даже его возчики.
Чем ближе мы подъезжали к Волоку Ламскому, тем тревожней становилось на душе, и я ждал бандитского нападения едва ли не как праздника. Однако что-то у бандитов не склеилось, и мы не попали в засаду в лесу, где обычно происходил сбор дани, а потому беспрепятственно миновали опасный участок, но расслабляться было рано.
Конный отряд бандитов выскочил из леса у нас за спиной, только когда наш обоз спустился в пойму реки Ламы, а до Волока Ламского оставалось не более двух часов ходу. К счастью, встреча с бандитами прошла по заранее намеченному сценарию. Завидев преследователей, мы, нахлестывая лошадей, бросились наутек, но после непродолжительной погони возчики притворно сдались на милость победителей. Когда разбойники догнали обоз, ряженые охранники побросали на снег оружие и дружно подняли вверх руки.
– Ну что, псы смердящие, одумались? И кто это у вас такой борзый, что мыт за проезд платить отказался, и нам за вами бегать пришлось? А ну выходи вперед, пока я не осерчал! – грозно заявил атаман догнавшей нас шайки.
Разбойники были настолько уверены в своей силе и безнаказанности, что подъехали к нам вплотную, не позаботившись даже об элементарных мерах безопасности, и подставились под картечный залп в упор. Дождавшись, когда расстояние между нами сократится до пятнадцати метров, я отдал команду:
– Огонь!
Оружейные залпы следовали один за другим, и поле боя быстро заволокло пороховым дымом. После того как дым рассеялся, на окровавленном снегу остались лежать трупы тридцати двух человек, рядом с которыми бились в агонии полтора десятка лошадей. На этот раз гвардейцы выполнили свою работу абсолютно хладнокровно, словно на стрельбище. Даже три осечки во время стрельбы не повлияли на бойцов, и они, без суеты перезарядив «дефендеры», добили выживших бандитов контрольными выстрелами. Конечно, расстреливать раненых из ружей было накладно, но я намеренно приказал бойцам стрелять, чтобы выработать у них привычку пользоваться огнестрелом.