Шрапнельных гранат мы успели выпустить всего десять штук, это без учета еще четырех, которые были потрачены на натурные испытания.
Шрапнель хороша против пехоты и конницы в чистом поле, но при применении шрапнели по защищенным целям ее эффективность падала в разы. Дом шрапнельной гранатой не взорвешь и корабль шрапнелью не потопишь. Черный порох – взрывчатка слабая, поэтому для уничтожения защищенных целей я планировал применить зажигательные гранаты с самодельным напалмом.
Зажигательная граната практически полностью копировала шрапнельную, только вместо заряда картечи в ее корпус вставлялась медная банка с напалмом. В качестве взрывателя я использовал стандартный патрон от «дефендера», который срабатывал от удара инерционного бойка по терочному капсюлю, устанавливаемому вместо запальной трубки. Когда граната попадала в цель, подпружиненный боек ударял по капсюлю патрона «дефендера», который подрывал основной пороховой заряд, после чего почти три литра напалма поджигали все в радиусе трех метров.
Две ампулы с зажигательной смесью были взорваны нами на испытаниях и сработали как часы, поэтому я решил не тратить попусту дефицитный прямогонный бензин и на этом остановился. Конечно, самодельный напалм значительно уступал настоящему, но для пятнадцатого века даже подобное оружие являлось грозной силой.
До отплытия в Любек нам удалось изготовить всего шесть гранат с зажигательной смесью, на большее количество просто не хватило исходных материалов и времени. Суррогатный напалм, рецепт которого я хорошо помнил еще с Чечни, был изготовлен из смеси мыла, селитры, солярки и бензина. Чеченцы зарабатывали на жизнь и войну, выпаривая бензин и солярку из сырой нефти в «чеченских самоварах», и часто использовали самодельный напалм в зажигательных фугасах.
Бочку с нефтью, мыло и селитру мы с Павлом Сиротой купили на Торгу, после чего он же занялся перегонкой нефти на бензин и солярку, так как являлся в дружине штатным самогонщиком. Для такого дела пришлось пожертвовать самогонным аппаратом, но время поджимало, и мы вынуждены были пойти на такую жертву.
Тактико-технические характеристики «шайтан-трубы» – так называли гранатомет душманы в Афганистане – получились следующими:
– калибр гранаты – 100 мм;
– длина пускового контейнера – 120 см;
– прицел диоптрический, размеченный на дальность выстрела – 50, 100, 150, 200 и 250 м;
– максимальная дальность полета гранаты – 500 м;
– разброс попаданий от цели на дальности – 250 м ± 5 м.
Заряжание гранатомета производил второй номер расчета, по принципу американской «базуки», а диоптрический прицел я скопировал все с того же «шмеля», правда, изготовил его из дерева. Мы намеренно по максимуму использовали в конструкции своей «вундервафли» дерево, наплевав на долговечность. В процессе эксплуатации наверняка вылезет море недостатков, поэтому окончательный вариант проще доделать по ее итогам. Вот когда конструкция «шайтан-трубы» полностью устаканится, можно будет воплотить ее в металле.
Конечно, полученные характеристики нашего гранатомета по сравнению с безоткатными орудиями моего времени далеко не фонтан, но для реалий пятнадцатого века вполне приемлемые данные. Шрапнель применяется по плотному строю или площадям, поэтому разброс в 5 метров от цели на дистанции 200 метров на эффективность поражения особо не влияет. Правда, зажигательной гранатой придется стрелять не дальше чем на 100 метров, чтобы гарантированно попасть в цель размером с ушкуй, а в оконный проем или дверь дома реально попасть только с 50 метров.
Параллельно с производством «шайтан-трубы» строился и наш корабль для похода в Любек. Корабелы работали споро и качественно, поэтому заказанный мной тримаран и его парусное оснащение были готовы уже к концу третьей недели. Посмотреть на спуск на воду этой «Чуды-юды» пришла огромная толпа зрителей, которые были полностью уверены, что мое изобретение сразу пойдет на дно, как только будет спущено на воду. Однако публику ждал жестокий облом – кораблекрушение, посмотреть на которое собрался народ, так и не состоялось.
Навык хождения под парусом у меня имелся, да и не особо это хитрое искусство, потому что в любом турецком отеле даже полного идиота обучают ходить под парусом всего за день, а мой опыт был более значительным.
Глобальных ошибок в конструкции корабля я наделать не мог в принципе, а потому не опасался облажаться и смело отчалил от пристани. «Чуда-юда» меня не разочаровала и при свежем ветре, дувшем поперек русла Волхова, шла довольно ходко. Тримаран хорошо слушался руля и уверенно маневрировал, обходя многочисленные купеческие ушкуи и рыбацкие лодки. По руслу Волхова мы поднялись в озеро Ильмень, где можно не опасаться случайных столкновений с другими судами. На просторах озера было где развернуться, и я оторвался по полной программе, правда, без особого фанатизма.
Несмотря на свежий ветер, волнение на озере практически отсутствовало, и я даже решился поставить спинакер, чтобы оценить мореходные качества тримарана. Под всеми парусами «Чуда-юда» понеслась по озеру, словно моторный катер, чем несказанно меня обрадовала. Корабельные мастера во главе с Василием Плотником, участвовавшие в первом плавании в качестве экипажа, были весьма впечатлены скоростью хода и управляемостью странного корабля. Ни один мореход пятнадцатого века даже не подозревал, что под парусом можно плыть со скоростью скачущей галопом лошади, и если бы корабельщики сами не были на борту, то в подобные рассказы просто не поверили бы.
К полудню мне удалось в основном разобраться с мореходными качествами своего корабля, я решил, что на сегодня хватит приключений, и повернул штурвал в сторону Новгорода. После возвращения из первого плавания корабельщики меня зауважали и стали относиться к высказанному мной мнению с неподдельным пиететом. Этот факт меня обрадовал, потому что поначалу умудренные опытом мастера ехидно посмеивались за моей спиной над идиотскими выдумками пришлого чудака.
Конечно, перехваливать собственные таланты не стоит, так как я не изобрел ничего нового для себя. Парусное оснащение одномачтового шлюпа – одно из простейших среди парусных судов, а управление бегущим такелажем и гик-реем современной яхты я тупо скопировал из своей памяти. Однако парусное оснащение тримарана, выдвижной киль на основном корпусе ушкуя и руль со штурвалом стали настоящим откровением для реалий пятнадцатого века. Конечно, было несколько фишек, которые я применил по собственной инициативе, например, обшивка из фанеры на боковых поплавках и водонепроницаемые перегородки в корпусе ушкуя, но и здесь я не являлся первооткрывателем. Правда, у меня были опасения, что в воде фанера может размокнуть и расслоиться, но мы ее хорошо проолифили и, покрасив масляной краской наподобие свинцового сурика, тщательно просмолили.
По результатам ходовых испытаний «Чуды-юды» не выявилось особых огрехов в конструкции судна, поэтому можно было отправляться в плавание хоть завтра, но купеческий караван задерживался в Новгороде на трое суток дольше намеченного срока. Благодаря этой задержке у меня появилось еще четыре дня на подготовку к плаванию, которые я использовал для углубленного выяснения ходовых качеств тримарана и для тренировки экипажа.