Этот приказ, запакованный в прозрачное гибкое стекло с вытертым золоченым символом — башня и пять колец под ней (вещь, привезенная из другого мира) сейчас в его седельной суме. Там же, с обратной стороны, надпись на его языке, правда, чужими буквами (он и свои-то разбирал с трудом). Но он отлично помнил, что там написано — слова эти не раз зачитывали вслух при нем и при отобранных им сотниках и десятниках и перед всей тысячей на главном построении. И эта бумага странным образом придавала ему силы, как будто хранила начертание магических формул…
В той же сумке была черная шкатулка с секретом. Так просто не открыть, лишь разбить и раскурочить. В ней были верительные грамоты и послание к горским царькам. Но то всего лишь письма от одного вождя к другому. А эта бумага наделяла его силой и властью над жизнью и смертью тысячи людей. Не своим хотением, как наделяет себя в лихие времена всякий, у кого тяжелее кулак и длиннее меч. И даже не грубой силой арсардара Сантора Макхея с его пушками и железными черепахами. Нет, чем-то таким, что дается облеченному властью свыше. У правителя Тхан-Такх оно было, оттого Камр Адай и служил ему, а не, к примеру, Ундораргиру… Хотя… правду сказать, если бы он ставил на победу свои деньги, а не честь и жизнь, как жирные пресыщенные горожане ставят на бойцов-смертников на ристалищах Шривиджайи или Эуденоскаррианда, он бы поставил именно на Владыку Окоема.
Ну а раз нет, то он сделает все, чтобы проклятый шаркаан свернул себе шею.
И пока судьба благоприятствовала им.
Они спокойно ушли в Степь, миновали шириной в трехдневный ход «ничью землю» и вышли к берегам Рэданы. Соорудили плоты, спокойно переправились с левого берега на правый, потом сожгли плоты, и на второй день уже одержали первую победу — взяли почти без боя расположенный в десятке лиг от переправы городишко Танас, в котором в это время была полная сотня воинов. Ничего сложного придумывать не стали, к воротам подъехала полусотня степняков в шаркааньей одежде и потребовала впустить воинов великого Ундораргира. А гарнизон, видимо, расслабившись и отупев от монотонной службы, даже не поинтересовавшись, кто же к ним в гости пожаловал, спокойно открыл ворота.
Так начинался этот рейд. Они нигде не останавливались более чем на время, потребное для отдыха лошадей, постоянно перемещались с места на место и путали свои следы. Два дня по правому берегу, переправа вброд по отмели, рывок — и был захвачен еще один небольшой городок Консак. Тут амазонки постарались.
При этом был пойман важный чиновник, присланный самим Ундораргиром за рабами. Этого старого противного евнуха посадили на кол на главной площади. Все прошло быстро, не минуло и пары часов, как они были готовы двигаться дальше. При этом все громко галдели и орали, что сейчас пойдут прямиком на Кэйлад и сделают то же самое с тамошним управителем и отберут все золото себе.
Но пошли не к рудникам, а совсем в другую сторону.
Двое суток неспешно продвигались к Аганне и на подходе к переправе через эту реку, последнюю большую реку на пути, приняли свой первый встречный бой.
Противником оказался отрядец, который, видать, был послан на их поиски — здешним правителям стало интересно, кто это безобразничает в глубоком тылу непобедимого Владыки Окоема?
Так или иначе две дюжины всадников вылетели на них совершенно неожиданно. Как так случилось, что их прозевал головной дозор, до сих пор непонятно. Но, наверно, воины приняли их за своих, видя, что они совершенно спокойны… Надо отдать им должное, бойцами они оказались неплохими и стойкими, не сдавались и, понимая, что сбежать не успевают, приняли свой последний бой, умерев как мужчины.
День за днем, седмица прочь, отряд с боем прошел полтысячи лиг, уничтожил около сотни вражеских воинов, казнил полтора десятка попавших под руку чиновников. Земли Восточного предела закончились, они повернули на восток, сошли с дорог, переправились через небольшую речку и вступили в земли племени потомков Белого Барса, которые должны были пройти по самой их окраине.
Степь от северных отрогов Дагиайского нагорья до восточных склонов Кам-Дубарского хребта, обезлюдевшие после прошлогодних битв просторы, где редко встретишь кочевье и куда чаще скалящиеся в небеса черепа.
К ним пришло пополнение — три десятка освобожденных пленников, несколько амазонок, присоединившихся к полусотне Анканы, да дюжина пересидевших войну беженцев. Кто против них? Прямо сейчас у них на хвосте висело до двух тысяч всадников, в основном из племени гуран и ритши. Кажется, немного. Однако к ним будут подходить подкрепления, и с каждым днем они будут становиться все сильней да многочисленней. Адаю же и его людям помощи ждать неоткуда. Ну так что ж, пусть подходят. Чем больше всадников, тем труднее управлять всей этой массой, а в походе неизбежно приходится равняться по самому слабому.
Не зря в рейде установлено жестокое правило: воин, потерявший заводного коня или чьи скакуны ослабели или охромели и не могут держать темп, уходит в степь вправо или влево от основных сил и добирается обратно на свой страх и риск.
Так или иначе между ними и преследователями четыре дня. Тысячник был намерен еще больше увеличить разрыв.
Шансы у них хорошие, погоня и так растянулась по степи на целый день пути, и даже если они решат остановиться и принять бой, врагу потребуется не меньше двух суток, чтобы собрать все силы в кулак.
Окружающая их местность изменилась, и если позади, в землях ритшов, весна уже сменилась летом, то тут только вступала в свои права. Вся степь вокруг была покрыта нескончаемым зеленым ковром, пели птицы и цвели цветы. Но им было не до красот. Короткий отдых, не столько для себя, сколько для лошадей, сон на попоне, брошенной на землю, редкие стычки — и так день за днем.
Проходят сутки, вторые, пятые, и в нескончаемом марше… Вперед, только вперед. Враг ждет, когда они повернут, чтобы пойти наперерез. Ну пусть ждет.
Адай все чаще вечерами изучал карту, перерисованную по приказу владыки Сантора с карты чужинцев, которую те сделали давно с помощью летающих колесниц.
Предстояло решить вопрос: то ли сразу идти к золотым шахтам, что лежат у Кэйлада, а потом, направив погоню на ложный след, свернуть к Хэй-Дарг и разорить селитряные копи; либо же рвануть сразу к проклятому кряжу, а потом уже уходить в Степь, хоть сразу прямиком к Холодным водам и великой реке Сэйхун.
Он прикидывал так и этак, еще и еще раз рассматривал карту, бормоча себе под нос степные ругательства, соотносил до боли в перенапряженном мозгу древние степные приметы путей и дни конной скачки с зиелмянскими значками, значение которых он выучил наизусть, ибо читать так и не научился.
Что же выбрать? Погарцевав вокруг кэйладских стен, пометав стрелы в их сторону, обменявшись оскорблениями с охраной и стянув всех преследователей к копям, отойти на юго-восток, рискуя, что им подрежут путь, разгадав уловку? Или все же не размениваться на мелочи, а лишить Ундораргира огненного порошка?
Но судьба все решила за него.
За последние дни было несколько мелких стычек, в которых им удалось взять троих пленных, один из которых оказался десятником. Он-то и рассказал самое главное.