Уже через час начался пир. Как и положено, прямо под открытым небом.
Ханские слуги, сняв с вертела целиком зажаренного жеребенка, живенько разделали тушу и принялись обносить гостей и хозяев блюдами с дымящимся ароматным мясом.
Земляне, непривычные к столь экзотической кухне, попробовали было отказаться, однако Мак Арс посоветовал не пренебрегать угощением. Можно смертельно обидеть степняков.
Во избежание скандала Лыков первым впился зубами в предложенный ему кусок. Макеев одобрительно кивнул. Правильно. Подвел однополчан под монастырь, вот пусть первым и расхлебывает заваренную им кашу.
На удивление мясо оказалось довольно сносным. Мягким, приправленным какими-то душистыми травами и пряностями.
Только Чуб никак не мог решиться приступить к трапезе. Его украинская натура не желала смириться с таким надругательством над желудком.
— Что мы, татары дикие? — бурчал себе под нос ефрейтор.
— Ты что-то сказал, Степан? — переспросил сидевший рядом старшина Валеулин, родом из Казани.
— Нет, ничего, — нимало не смущаясь, осклабился Чуб. — Вкуснятина, говорю, редкая. Будто наше родное сало!
При упоминании сала скривился уже татарин. Оно хоть и армия, за столом все же национальные традиции крепко засели в головах.
Хан хлопнул в ладоши, и по его знаку из ближайшего шатра выпорхнули танцовщицы.
И почти сразу взор Лыкова выделил одну из них — ту, что возглавляла шествие. Длинные серебристые волосы необычного оттенка разметались по плечам. Красно-зеленые шаровары так соблазнительно подчеркивали стройные, длинные ноги девушки, ее восхитительно широкие бедра, втянутый живот, переходящий в тонкую талию.
Более совершенной красоты замполит не встречал.
— Понравилась, друг сотник? — нагнулся к нему сосед, грузный, низкорослый бородач лет пятидесяти, в расшитом жемчугом казакине.
— Хороша, — не лукавя, подтвердил Семен Лыков.
— Да уж, — согласился степняк. — Она из Черми-Ха, а там, как говорят, еще чувствуется альфарская кровь. Но наши девушки не хуже. Глянь-ка.
Лыков повернулся в ту сторону, куда указывал кочевник.
У соседнего костра с достоинством восседала юная девушка в шелковых шароварах странного окраса — пятнистого, напоминающего камуфляж, и рубахе в полосочку. Темные волосы, заплетенные в мелкие косички, спускались на плечи, обтянутые зеленым воротником. Узкие сапфировые глаза глядели прямо на Лыкова.
Ему стало не по себе. Девушка смотрела так, словно приценивалась к товару.
Увидев, что и парень глядит на нее, она смутилась. На смуглых щеках выступил сочный румянец.
Она вскочила на ноги и пошла прочь. Лишь один раз повернулась, ловко изогнувшись, будто бы что-то подобрать с земли.
Рубаха на ее груди натянулась, продемонстрировав, что под ней ничего нет, кроме юного, упругого тела.
Жар прилил к лицу старлея. Поперхнувшись слабеньким пивом, подававшимся к мясу, он закашлялся.
— Что, друг сотник, не туда пошло? — участливо хлопнул его по спине бородач.
— Ага, — поспешно подтвердил Семен.
— Я и вижу. — И, склонившись к самому уху молодого человека, горячо прошептал: — И ведь она на тебя глаз положила, парень. Так что держи ухо востро.
Смысла последней реплики Лыков не понял. А зря.
— Ну насмотрелась наконец на своего сотника?
— Нет, не насмотрелась.
— Дура ты, Ильгиз, как я посмотрю.
— Какая уж есть.
— Ты все ж полегче, со старшей сестрой говоришь!
— Хоть бы и с теткой.
— Да разве со старшими так говорят?
— А как еще говорить? На том же языке, что и со всеми. Не по-герийски ж?
— Вот скажу отцу, так он тебя отхлещет ремешком-то! Не посмотрит, что меч носишь.
— Отец, может, и не похвалит, да хлестать не будет.
— Что-то ты, сестренка, больно смела, — поджала губы старшая. — Ведешь себя как баба откупоренная, а не как девица. А может, — вдруг нахмурилась она, — уже успела? Признавайся, потратила девичью честь уже?
— А хоть бы и потратила, кому какое дело?! — вдруг вспыхнула Ильгиз. — Не в Игриссе, хвала Священной Луне, живем.
— Много ты про Игрисс знаешь, — бросила Серни. — А насчет сотника, так имей в виду: он солдат, человек подневольный. Уйдет, а ты с пузом останешься…
Ночевать остались здесь же, у степняков. Не идти ведь среди ночи назад. Оно хоть и всего пару километров, да ноги после славной пирушки не несут. Ничего, пару часиков отлучки роли не играют. Особенно если с ними сам комроты, а продолжение марша намечено на послезавтра.
Только-только Семен примерился улечься в постель, которую тут заменяла груда шкур, брошенных прямо на голую землю, как к нему в шатер явилась гостья. Замполит было решил, что кому-то из местных дам захотелось узнать, как ниже пояса устроены люди из чужого мира, но ошибся.
Девице было лет за двадцать, браслет на ее запястье говорил, что она уже замужем, а белый пояс с двумя висюльками — о наличии потомства.
— Ты сотник Сем Ен? — спросила она.
— Да, это я, — ответил Лыков с долей удивления. — А зачем я тебе нужен, бихе?
— Ты хорошо знаешь наш язык, — одобрительно кивнула гостья. — Я Серни Быстрая, жена пятибунчужного хана Едея Копье, главы этого стойбища. Моя младшая сестра Ильгиз хочет с тобой поговорить.
— Ильгиз? — нахмурил брови Лыков.
Имя ему ничего не говорило.
— Та зеленоглазая девушка, с которой вы познакомились на пиру, — пояснила женщина. — Она хочет порасспросить тебя о земле, откуда ты прибыл.
— Чего ж она сама не пришла? — в простоте душевной поинтересовался молодой человек.
— У нас не принято незамужней девушке ходить в гости к одинокому мужчине, к тому же ночью.
— Вот именно, — буркнул Лыков. — Приспичило ей на ночь глядя. До утра потерпеть не может?
— Утром вы уедете.
— Эй, уважаемая, а меня потом твоя родня не порежет на шашлык? — с неожиданной резкостью бросил старлей.
— Возможно, у тебя дома такое и может быть, а у нас не принято за разговор с девушкой убивать и резать, — парировала Серни. — Если, конечно, разговор вежливый и девушка не обижена. Так что? Или сказать сестре, что храбрый сотник испугался?
— Я иду, — отозвался Лыков, чувствуя, что вот-вот покраснеет. — И извини, бихе, если что-то не так сказал.
— Я не в обиде, сотник, в Сарнагарасахале нас вообще считали людоедами.
— Если позволишь, я оденусь, — с неловкостью в голосе молвил парень.