Павел слушал и мотал на ус. Надо знать тактику врага, тем более — удачливого.
В город раненые не выходили. Они бы и рады были, но в больничной пижаме можно было дойти только до первого патруля.
Настал день выписки. Павла осмотрели двое врачей, поставили подписи под заключением: годен к строевой службе.
— Гренадёр, после тяжёлого ранения, по приказу командования положен отпуск. Поедете к родным, в Кольберг?
— Я бы хотел вернуться на Восточный фронт, — заявил Павел.
Врачи переглянулись.
— Получите документы в канцелярии, форму и можете следовать на вокзал и на сборный пункт.
Павел вышел и остановился у неплотно прикрытой двери.
— Он какой-то странный, этот померанец. Каждый после ранения хочет подольше остаться в тылу, окунуться в спокойную жизнь. А этот?
— Что с него взять после контузии? Пусть едет.
Павел только усмехнулся.
В канцелярии он показал врачебную справку, получил солдатскую книжку и аттестаты. Так же ему вручили значок «За ранение». На овальном металлическом значке в обрамлении лавровых венков красовались два скрещённых меча и стальной шлем М35 со свастикой. Павел с интересом рассматривал его.
— Что смотришь, гренадёр? Всё правильно. У тебя значок серебряный, за тяжёлое ранение. Значок чёрного цвета даётся за лёгкое ранение, а золотой лучше не получать.
— Почему?
— Так его тем дают, у кого ноги или руки нет, или кто зрение от полученного ранения потерял.
На вещевом складе обер-ефрейтор подобрал ему форму по размеру. Только мельком взглянув на Павла, он скрылся в подсобке и вынес комплект униформы.
— Надевай.
Форма села как влитая. По размеру подобрали ботинки и пилотку — тоже чёрную, с розовым треугольным шевроном и маленькой кокардой.
— Знак отличия есть?
— Да вот — два значка.
— Цепляй. И попомни старую тыловую крысу — они тебе помогут.
Павел нацепил на форму значок «За ранение» и «За танковую атаку».
— Отлично! Теперь полюбуйся на себя!
Обер-ефрейтор подвёл его к зеркалу, и Павел не узнал себя. На него смотрел молодцеватый немец-танкист. Даже выражение лица стало другим.
— Вот! Настоящий гренадёр! С такими воинами мы сломим сопротивление большевиков.
— Яволь, герр обер-ефрейтор!
То ли настроение у каптенармуса было хорошим, то ли Павел ему понравился, но он запер дверь и достал из тумбочки бутылку шнапса.
— У меня племянник на Восточном фронте, на тебя похож. Давай выпьем за победу.
Он плеснул шнапса на дно двух рюмочек.
— Прозит!
Выпили. Шнапс Павлу не понравился — слабоват был и отдавал самогоном.
— Да хранит тебя Господь, Пауль!
Павел поблагодарил каптенармуса и вышел из госпиталя.
Куда идти, где вокзал? Подсказали прохожие. Он повернул за угол, к остановке трамвая, и тут же наткнулся на патруль.
— Гренадёр, стой! — скомандовал фельдфебель. За ним стояли двое рядовых. — Документы!
Павел достал из кармана документы, протянул. Фельдфебель изучил справку и солдатскую книжку.
— Только из госпиталя?
— Так точно!
Фельдфебель мазнул взглядом по значкам, вернул документы и вдруг потянул носом.
— Э, солдат, да ты пьян!
— Никак нет, спиртом раны обрабатывал, — нашёлся Павел.
— Хорошо, я не буду придираться. Ты храбрый воин, я вижу значок «За танковую атаку» с цифрой «25». Такой не дадут кому попало!
— Так точно, господин фельдфебель!
Патруль удалился. «Интересно, — думал Павел, глядя им вслед, — а у немцев гауптвахта есть? И что бы они могли сделать со мной за выпивку?» Ответа Павел не знал.
Он добрался до вокзала, предъявил в воинскую кассу документы и получил билет. Ещё в госпитале ему выдали деньги — рейхсмарки, жалованье танкиста с фронтовыми надбавками, и отдельно — за ранение.
Ожидая свой поезд, Павел решил сходить в пивную на вокзале. И вошёл было, но эта оказалась только для офицеров. Солдатская находилась в подвале.
В пивной было накурено. Солдаты всех родов войск сидели на жёстких стульях и потягивали пиво из высоких кружек.
— Тебе какое, солдат?
Павел марок не знал. Стоявший рядом эсэсман посоветовал:
— Бери баварское чёрное.
Они устроились за одном столом. Павел отхлебнул из кружки. Пиво оказалось густым, в меру холодным и чуть пощипывало язык. Вкусно.
— На фронт? — спросил эсэсман.
— Да, после ранения.
Эсэсман посмотрел на значки.
— Да ты герой! Вижу — ранен был тяжело.
— В танке горел.
Эсэсман наклонился.
— Страшно на фронте?
— Страшно, — не покривил душой Павел.
— Вот и нас на Восточный фронт посылают.
— Люди везде живут, — заметил Павел.
— Это — да. Ты давно с передовой?
— Уже почти два месяца.
— Так ты из-под Курска?
— Угадал, там большое танковое сражение было.
— Знаю. Ладно, желаю удачи. Бармен, пива за мой счёт герою! — эсэсман кинул на барную стойку деньги и вышел.
Посидев немного, Павел допил пиво и вышел на перрон. Поезд уже стоял на путях, по платформе сновали пассажиры. В вагоны садились в основном военные, провожали их женщины.
Павел расположился на верхней полке и смотрел в окно на проплывающий пейзаж. Как только пересекли границу с Польшей, за окном появились разрушенные дома, пусть и редкие пока. И войск немецких стало больше.
В вагоне вместе с Павлом ехали в основном рядовой состав и гражданские. Солдаты выпивали, покупая на каждой станции у поляков самогон или наливки.
Судя по обрывкам разговоров, ехать на фронт никому не хотелось. Конечно, это вам не сорок первый год, когда немецкая армия наступала по 40–50 километров в день. Теперь гитлеровцы пятились назад, а после Курской дуги моральный дух вообще упал. Если в начале войны немцы и помыслить не могли о поражении, то теперь стали задумываться. Фанатично в Гитлера и неминуемую победу верили только эсэсовцы.
Павел добрался до Минска, куда ему и было предписано, нашёл сборный пункт и предъявил документы. Обер-лейтенант, прочитав их, обрадовался:
— Отлично! Панцергренадёр с опытом боевых действий! К сожалению, твоя восемнадцатая танковая дивизия на переформировании, и я направлю тебя в другую.