Особенно хорош был садик. Я не знал названий преобладавших в нем растений, но в свете экономичных ламп наружной подсветки они выглядели пышными и ровно подстриженными, сияя сдержанными оттенками бордового и синего, — скорее всего это были какие-то вечнозеленые кустарники, которые пришлись по душе Джоанн Кесслер.
Когда мы жили в Вудбридже, Пегги одно время пристрастилась к садоводству, но увлечение оказалось недолгим.
Я припарковался на улице и вылез из-за руля, почувствовав, как в позвоночнике что-то хрустнуло. От запаха дыма невозможно отделаться. В машине я переоделся в свежую пару джинсов и другой свитер, но принять душ мне, разумеется, было негде, потому прогорклая вонь гари с пожарища дома Лавингов пропитывала мою кожу.
Я подошел в двери и постучал. Миловидная блондинка лет тридцати чуть приоткрыла створку и с опаской посмотрела на меня поверх толстой цепочки. Я узнал ее по снимку, присланному Клэр.
Изучив мой жетон, она, все еще нерешительно, спросила, чем может быть мне полезна.
— Позволите войти?
— Что произошло? Надеюсь, все в порядке?
— Пожалуйста.
И она открыла дверь. Дом, казалось, был создан специально для детей — кругом валялись игрушки, бутылочки, шапочки, распашонки. Да и сама хозяйка снова была на пятом или шестом месяце.
— Вас ведь зовут Черил, верно?
Она кивнула.
— Мы не думаем, что есть хотя бы малейшие основания для беспокойства, — начал я фразой, которая моментально дала ей самые серьезные для него основания. У нее округлились глаза.
— Просто по каким-то причинам нам не удается связаться с вашим мужем.
— О Боже! Нет! Он ранен? — запричитала она.
Теперь я постарался успокоить ее:
— Едва ли ему причинен какой-то вред. Но он не отвечает на вызовы по рации.
Слезы хлынули из глаз Черил, когда она, тяжело дыша, стала подбирать детские пижамки и прочую одежду, сложенную на полу, — я прервал затеянную ею постирушку.
— Нам известно, что он участвовал в слежке за торговцами наркотиками, но сейчас диспетчер в центральном офисе не знает, где он. А вы, случайно, не знаете, в каком месте он находится? Вам он говорил об этом?
— Конечно.
— И где же?
Она назвала мне место, а потом все еще встревоженно спросила:
— Но почему же вы все-таки не можете с ним связаться? Что происходит?
— Пока не знаю. Но у нас есть передвижной пункт связи как раз неподалеку отсюда. Подождите. Я отправлю им текстовое сообщение.
Я взял свой мобильный телефон, набрал на нем несколько слов и нажал на кнопку «Отправить». Я физически ощущал, как эта женщина наэлектризована, когда она раскачивалась с носков на каблуки, не сводя глаз с моего телефона.
— О, ради всего святого…
Потом я поднял на нее взгляд и улыбнулся:
— Он на месте. С ним все в порядке. Просто рация сломалась, вот и все. Скоро наши снабженцы доставят ему новую.
— Боже, какое счастье! — воскликнула она, но еще пару минут продолжала плакать.
— Простите, что пришлось доставить вам столько неудобств.
— Ничего страшного. Но у него действительно все хорошо?
— Абсолютно, — повторил я. — Извините, если напугал вас. Да, и должен просить об одном одолжении.
— Конечно. Я все сделаю.
— Операция, в которой он участвует, сейчас в самом разгаре. Вам лучше не связываться с ним хотя бы до утра.
— Разумеется. Я чувствую такое облегчение, что просто выразить не могу. Такое облегчение… — твердила она, размазывая по лицу слезы.
Я вышел и направился к своему автомобилю. Под ногами хрустел гравий, запах гари преследовал неотвязно.
Я так люблю настольные игры отчасти потому, что в них часто приходится перевоплощаться в кого-то другого. К примеру, в известной немецкой игре «Колонизаторы», разработанной знаменитым Клаусом Тойбером, вы становитесь переселенцем, попавшим на таинственный остров. Для победы в игре вам необходимо развивать свое хозяйство успешнее и быстрее, чем ваши противники. В другой игре, «Агрикола», тоже созданной в Германии, вам дается всего четырнадцать ходов на то, чтобы стать самым богатым фермером среди остальных участников. В американских играх, где в отличие от европейских центром соперничества преимущественно становятся военные действия, вы получаете шанс вообразить себя генералом или адмиралом.
В моей профессии «пастуха» тоже приходится порой перевоплощаться. И обычно лицедейство доставляет мне удовольствие, особенно если помогает добиться положительных результатов и защитить интересы клиентов, как было с той ролью, что я разыграл чуть ранее сегодня перед Стю Грэмом.
Но иногда необходимость лицедействовать отставляет в душе какой-то грязноватый, мутный осадок.
Представление, утроенное мною только что, было именно таким.
Поступить иначе я не мог, но это вовсе не означало, что перекошенное от страха лицо молодой женщины, услышавшей первые слова разыгранной мною роли, не будет долго теперь преследовать меня.
В начале одиннадцатого я добрался до конспиративного дома и проделал обычный ритуал с кодовым замком ворот.
Едва въехав на участок, я заметил другую машину с работавшим на холостых оборотах мотором. За рулем сидел молодой сотрудник нашей организации.
При моем появлении он заглушил двигатель и выбрался наружу. Спортивного сложения афроамериканец лет тридцати издали кивнул мне, и мы вместе подошли к колоннаде фасада. Я заметил, как он чуть повел носом, когда приблизился ко мне. Тут до меня дошло, что сам я больше не чувствую запаха гари, въевшегося в мое тело.
— Привет, Джефф!
— Добрый вечер, Корт. С вами все в порядке?
— Все отлично.
Я посмотрел в сторону его машины и увидел сидевшего на пассажирском сиденье еще одного молодого человека с коротко стриженной круглой головой. Он бегло окинул меня пристальным взглядом, прежде чем вернуться к созерцанию окрестностей.
— Мы дожидались чуть поодаль, как вы и велели.
Джефф подобрал агента ФБР по имени Тони Барр в условной точке, находившейся между его домом и явкой, о которой мы договорились с Фредди. Поскольку перемирие с Уэстерфилдом казалось мне довольно шатким, я решил не сообщать адреса конспиративного дома никому, кроме штатных офицеров моей организации. Так я мог не опасаться, что прокурор каким-то образом узнает его и свалится как снег на голову, чтобы допросить своего «суперсвидетеля» по делу о финансовых махинациях в полицейском управлении.
Сыграло свою роль и мое обычное упрямое нежелание делиться с посторонними любого рода информацией.