Старик с тяжелым, пронизывающим взглядом поднялся из-за стола и указал на кресло:
– Присаживайтесь, сэр. И пожалуйста, имейте в виду, что я вооружен. Насколько я понимаю, вы...
Он осекся и более пристально вгляделся в лицо вошедшего.
– Д-дойль? – удивленно спросил он и, протянув руку, открутил фитиль лампы на столе. – Боже мой! Это вы! Но... похоже, я переоценил преданность Беннера. Он лгал, говоря, что убил вас. – Старик овладел собой, но на какое-то мгновение на его лице промелькнул настоящий ужас.
Его собеседник, довольно улыбаясь, откинулся в кресле.
– О, да, разумеется, он лгал. Впрочем, можно сказать, я мертв. – Он высунул язык и зажмурился. – Отравлен.
В глазах пожилого человека вновь отразился ужас, и, чтобы скрыть его, он произнес хрипло:
– Давайте не будем играть в загадки. Что вы имеете в виду?
Улыбка на лице человечка погасла.
– Я имею в виду, что если выброшу бритву, то больше не буду лысым. – Он вытянул руку. – Что, видите волоски между пальцами? Уже прорастают. – Его лицо вновь расплылось в недоброй ухмылке. – И... и, пожалуйста, имейте в виду, что я могу выйти отсюда, когда захочу. Если мне потребуется сбежать, это тело останется здесь, только в нем вдруг окажется очень и очень растерянная душа – а я уже буду отсюда далеко-далеко.
Дерроу побледнел.
– Иисусе, так это вы! Ладно, не надо, не уходите. Я не причиню вам вреда. – Он пристально посмотрел в глаза, некогда принадлежавшие Дойлю. – Что вы сделали с Дойлем?
– Я был тогда в теле вашего Стирфорта Беннера, и я прожил в нем достаточно для того, чтобы оно стало волосатым, как медведь; так что я накушался стрихнина и снадобья, от которого мерещатся всякие штуки и ты ведешь себя, как безумный, а потом я как следует изжевал свой язык – так, чтобы он ни слова никому не смог сказать, – и просто поменялся с ним местами.
– Боже праведный! – прошептал потрясенный Дерроу. – Бедный сукин сын!.. – Он покачал головой. – Ладно, пусть мертвые хоронят своих мертвецов. Я проделал немалый путь для того; чтобы встретиться с вами. Черт, я столько раз мысленно репетировал этот разговор, а сейчас не знаю, с чего начать. Давайте попробуем... во-первых, я могу справиться с вашими волосами – в любой момент и столько раз, сколько вам потребуется, так что теперь вы сможете менять тела только тогда, когда сами этого захотите, а не по необходимости. Но не это главное, о чем я хотел с вами договориться. – Он открыл бюро и достал оттуда листок бумаги. – Послушайте-ка короткий отрывок из книги, которая ко мне попала. «Мне показалось, – прочел он вслух, – что человек за соседним столом обратил внимание на – как я узнал позже – богохульственные замечания, что позволил себе незнакомец, и, дабы нагляднее выразить свое неодобрение, схватил его за ворот; сорочка порвалась, обнажив грудь мужчины, и та оказалась вся покрыта короткими волосками, подобными тем, что покрывают мужское лицо, не бритое день или два. Мистер... – Дерроу оторвался от бумаги и улыбнулся. – Я не могу пока сообщить вам его подлинное имя. Назовем его “мистер Аноним”... Мистер Аноним, – продолжал он, – воскликнул: “Я уверен, что это и есть Джо – Песья Морда! Хватайте его и сорвите с него эти перчатки!” Несмотря на оказанное человеком сопротивление, перчатки были сорваны с его рук, также поросших, как оказалось, волосами. Мистер Аноним призвал всех к молчанию и заявил, что, если этому ужасному убийце и суждено предстать перед правосудием, это должно быть сделано безотлагательно, не доверяя неспешно действующему закону, и человека выволокли на задний двор за кабаком, где и повесили на веревке, спущенной с одной из складских лебедок...» – Дерроу отложил листок и улыбнулся собеседнику.
– Занятное сочинение, – пожал плечами человек в теле Дойля.
– Да, – согласился Дерроу, – пока что это только сочинение. Однако через несколько месяцев это сделается историческим фактом. – Он улыбнулся. – Так что это долгая история, Джо. Бренди хотите?
Лицо Дойля снова улыбнулось.
– С вашего позволения, не откажусь, – ответил Аменофис Фике.
* * *
Внезапно все стихло. Хорребин раскачивался в кресле и смотрел на изрешеченный картечью труп на полу. Похоже, этот главарь нищих забрал себе слишком много власти – гораздо больше, чем предполагал Хорребин. Весело улыбнувшись, клоун хлопнул в ладоши.
– Он плохо вел себя за столом, не так ли?
Клоуну удалось вернуть внимание аудитории, и теперь он мог позволить себе не спеша взять с тарелки жареное баранье ребро, задумчиво обглодать, а то, что осталось, швырнуть в угол, – нищие калеки жадно кинулись догрызать кость.
– Ни один из вас, – негромко сказал клоун, – не получит ничего, кроме того, что я сам решу вам дать.
Хорребин в упор посмотрел на оставшихся вожаков. Их гамаки продолжали раскачиваться взад-вперед в паутине растяжек, но они уже не кричали и не размахивали руками – они сидели тихо, скромно потупив взор, только изредка в их глазах зловеще вспыхивали красные отсветы ламп. Хорребин еще раз посмотрел на труп, потом перевел взгляд на воровских вожаков за длинным столом. Миллер, громче всех выступавший против него, старательно отводил глаза.
– Керрингтон, – мягко произнес Хорребин.
– Здесь, – откликнулся лейтенант, делая шаг вперед. Он до сих пор хромал после взбучки, полученной им в одном из Хеймаркетских борделей, но бинты уже снял, так что в целом вид у него был вполне устрашающий.
– Убей для меня Миллера.
Побелевший как полотно, задыхающийся воровской вожак отшвырнул стул и вскочил, но Керрингтон уже выхватил из-за пояса пистолет, небрежным движением навел его на Миллера и спустил курок. Пуля попала Миллеру прямо в рот и, пронзив горло, вышла чуть выше воротника.
Тело еще не рухнуло на каменный пол, а Хорребин уже победно вскинул руки.
– Видели? – заорал он, упреждая привычный ропот своих людей. – Мне ничего не стоит накормить вас всех – так или иначе.
Клоун снова улыбнулся. Удачный спектакль. Но где же доктор Ромени? Неужели прав был Миллер, и все его обещания – не более чем обман и он лишь хотел подчинить себе воровской мир Лондона? Убит ли уже король? Если убит, то почему уличные осведомители клоуна до сих пор не доложили об этом? Или эту новость тщательно скрывают? Где же Ромени, черт возьми?
В наступившей тишине неуверенные шаги в коридоре показались особенно громкими. Хорребин без особого интереса покосился на дверь – шаги отнюдь не напоминали прыгающую походку Ромени, однако глаза его тут же удивленно расширились: это оказался все же Ромени, хотя и не в обычных японских сандалиях – на нем были башмаки на высокой подошве.
Клоун окинул своих людей торжествующим взглядом и отвесил наигранно-почтительный поклон.
– Ах, ваша милость, – пропел он. – Мы уж и не чаяли вас дождаться...
Тут улыбка сошла с лица Хорребина, и он пригляделся повнимательнее: бледное как смерть лицо вошедшего исказилось от боли, из носа и ушей сочилась кровь.