Хруст снега. Кто-то шел к ней, проваливаясь при каждом шаге.
Ее подняли и вытянули из оврага. Следующее, что Настя почувствовала, было легким прикосновением. Кто-то дотронулся до ее лица, едва ощутимо. Потом еще раз и еще. Одновременно ее несколько раз качнуло. Только придя в себя, она поняла, что ее трясут и хлещут по щекам.
– Ты слышишь меня? Ну, слава богу. Я уж думал, у меня глюки. Дура… Скажи, все бабы такие или только некоторые? Вы головой думать умеете?
Сильные руки донесли ее до машины, а потом, распахнув дверцу со стороны пассажира, осторожно усадили внутрь. Конечно, это был знаменитый вездеход на воздушной подушке. «Полярный лис».
– Долбанулась совсем. Фэнтези начиталась? А это что у тебя… – он достал из ее рюкзака тесак длиной в локоть. – Амазонка, блин.
– Что у тебя там? – она случайно бросила взгляд на темную массу на задних сиденьях (салон напоминал салон пассажирской «Газели»). Нехорошая догадка заставила ее вздрогнуть. Настя еще раньше заметила красные пятна на полу, но мозг пока не успел расшифровать увиденное.
– Груз, – объяснил Антон. – Не «200», не бойся. Добыча.
– Да ты совсем замерзла, – он накрыл ее своей курткой, начал растирать ладони. Пристегнул ремнем, словно боялся, что она надумает убежать. Впрочем, когда «Лис» тронулся, он не преминул заблокировать все дверцы.
Ехали медленно, будто в машине было что-то неисправно, делали не больше двадцати километров в час, выбирая дорогу среди снежных курганов.
– Болит? Дай, посмотрю, – и, не дожидаясь ее согласия, Антон осторожно закатал штанину ватных штанов. – Похоже, вывих.
Его голос не выражал тревоги, и это ее успокоило.
– Извини. Сейчас будет немного больно.
Она закусила губу, чтоб не закричать. Терпя, как Маргарита на балу, лишь бы не потерять лицо.
– Молодец, – он вернул штанину на место. – Теперь пару дней не надо тревожить.
Антон растирал ей руки и занимал беседой о музыкальных направлениях. Короче, обо всем, что было бесконечно далеко от этой ледяной дороги.
Настя подумала, что, когда он рядом, даже время изменяет свой бег. Один час пролетал за десять минут, хотя за эти десять минут она переживала больше, чем за иные сутки.
Плавный ход машины вдруг прекратился. Укутав поплотнее свою пассажирку, Антон выбрался наружу. Буран не слабел.
– Только никуда не уходи, – предупредил он.
Она смотрела, как ее любимый сосредоточенно изучает внутренности машины. Вскоре он вернулся, помрачневший.
– Боюсь, что дальше с ветерком не получится. Накрылась-таки… Несущий винт. Думал, сумею дотянуть, а хрен. Если какая-нибудь херня может произойти, она происходит. Закон Мерфи. Дальше придется пешком. Владимир, конечно, спасибо не скажет, что угробили его «Полярного лиса». Но за ним и за добычей можно вернуться с буксиром. Подожди, попробую еще вызвать помощь, – он склонился над рацией.
– Гнездо, Гнездо, вы меня слышите? Гнездо, Гнездо…
Наконец, когда он уже потерял терпение, на том конце откликнулись. Ответной реплики Настя не слышала – Антон был в наушниках.
– Мать его растак, – сказал он, когда сеанс связи был закончен. – Говорят, чтоб добычу и транспорт не бросал ни под каким видом. Приедут только завтра. Но здесь мы ждать не будем…
Он достал из багажника свои снегоступы. Сумрак быстро сгущался.
– Так… Надо идти – вернул ее к реальности Антон. – Здесь совсем рядом наш перевалочный пункт.
Кстати, оказалось, что она прошла не пять, а семь километров.
Ветер сбивал с ног. Она не могла выдерживать темп, и он вел ее, подставив плечо, а временами и вовсе подхватывал на руки.
Они прошли мимо утонувшего в сугробе автомобиля. Как ни пытался Антон заслонить от нее это зрелище, она успела заметить торчавшую из распахнутой дверцы ногу в летнем кроссовке.
– Сюда, – разведчик указал на темневший впереди силуэт.
Это был отдельно стоявший дом, похоже, двухэтажный коттедж.
– Жди здесь, – он усадил ее на пень от упавшего дерева, возле указателя «Садово-огородное товарищество „Мичуринец“». – Никуда не уходи.
И направился к дому.
На секунду на Настю накатила волна страха. Она не хотела снова оставаться одна в темноте. Со стороны опушки накатывала волнами поземка; ее безумная пляска казалась движениями странного существа, вроде снежной змеи.
Возле дороги качали головами изломанные сосны, за которыми виднелась темная масса тайги. Гор видно не было, как и неба. Все сливалось в одно черное полотно.
Некоторое время она видела его спину и красное пятно фонарика. Но когда силуэт наполовину пересек двор, тьма поглотила маленькое пятнышко света. Настя стала прислушиваться. Ей показалось, что она слышит, как Антон поднимается на крыльцо. Скрипнула дверь.
Его не было пару минут, за это время она успела помолиться всем богам, и, конечно, не за себя.
Когда он появился в слабо освещенном прямоугольнике двери, Настя с трудом подавила желание броситься к нему на шею. Не хотелось снова выглядеть жалкой, барахтаясь в снегу.
Она закрыла дверь на засов и сразу почувствовала себя лучше, словно все злое и плохое осталось снаружи, и было отсечено от их маленького мирка. Вряд ли раньше здесь жили. Скорее, приезжали отдохнуть в дачный сезон. На первом этаже мебели почти не было. Стекла давно выбило ветром, их заменили на доски и листы толстой фанеры, все щели законопатили.
Второй этаж оказался гораздо уютнее.
– Милости прошу к нашему шалашу, – распахнул он перед ней дверь в маленькую комнату.
Усадил на диван. Открыл рассохшийся шкаф, порылся в нем и накинул на девушку нормально сохранившийся плед.
– Я вскипячу воду, – Антон увидел, что у нее зуб на зуб не попадает. – Тебе надо согреть ноги, а то простынешь.
– Зачем вы ездили? – она сидела в кресле, опустив ноги в тазик с горячей водой. В руках у нее была кружка горячего чая. Только теперь к ней вернулся дар речи.
– Разведать обстановку на лесхозе, древообрабатывающем комбинате, заводе насосно-аккумуляторных станций и пенькозаводе.
– Пенькозавод? – голова у Насти закружилась от обилия названий.
– Веревки сучат и канаты. Из конопли. Тут же, кстати, ее выращивали. У нас семена есть.
– Веревки? – невесело усмехнулась Настя. – Самое то для нас.
– Зря прикалываешься. В будущем, Володя говорит, они будут ходовым товаром. Типа вряд ли где-то наладят металлопрокат, а тросы и шпагат всем нужны. Про капрон, нейлон и прочие радости можно забыть, нефтехимию нам не поднять. Говорит, через сто лет по океанам будет парусный флот ходить. Чем, говорит, торговала Россия от Грозного до Николая Павловича? Парусиной, лесом и пенькой.