Бесполезно. Милашка заставил себя поесть. Выпил воды. Он надеялся, что сумеет заболтать Леона, когда тот придет. А потом — оглушить, убежать? Он будет готов, он не даст убить себя так просто. Пусть он жил в грязи, но никому не позволит отнять у себя право на чистую смерть!
В дверь ударили. Милашка схватил бутылку с водой и отбил донышко о край стола. Он умел драться. Плохо, но отчаянно. И сейчас был опасен. За дверью завозились, донеслись голоса. От страха живот скрутило судорогой. Что это? Кто это? Понятное дело, не барон — у него ключи. Блеснула надежда: а вдруг помогут? Что-то зажужжало, на двери появилась розовая полоса, похожая на рубец. Удлиняясь, полоса заискрила.
Милашку парализовало. Бежать? Некуда. Прятаться? Да, пока не поздно. Он заметался по комнате, попытался забиться под кровать — не влез, поднял тряпку, которой была укрыта чудо-машина и, замотавшись, лег за книгами.
Лязгнул металл — в помещение вошли. Кровь гулко пульсировала в висках, но сквозь ритмичные удары донеслось:
— Он должен быть здесь. Проверьте каждую щель.
О ком это? О бароне или… Ткань потянули. Милашка вжался в пол, зажмурился.
— Опачки! Да вот же он!
Над Милашкой нависали лунарские солдаты. Трое. В защитных костюмах, в шлемах, вооруженные.
— Этот? — спросил один из лунарей.
— Этот. Приметы совпадают, фото совпадает. И машина его.
— Пойдешь с нами. Как тебя зовут?
— Нет! — Милашка отступил к стене. — Вы спутали! Вам не я нужен! Это — не мои вещи, меня заставили, меня убить хотели, отпустите меня! Добрые господа, я местный! Я на Гоголевском живу!
— Заткнись. Иди с нами. — Один из лунарей отцепил от пояса наручники и шагнул к Милашке.
Он отчаянно заверещал:
— Не я! Вам нужен не я!
Лунарь не стал его бить. Люди никогда не бьют быдло, не пачкают руки. Он просто повернул Милашку спиной к себе, защелкнул наручники на запястьях и вывел из бункера.
Солнечный свет ослепил Милашку. Слезы катились градом, но он ничего не мог с собой поделать. У дома ждал БТР лунарей, сторожило его еще четверо — все в брониках и шлемах, с автоматами. «Зато увижу Лунарню, — подумал Милашка, — там разберутся, отпустят меня. Или вообще вид на жительство дадут». Он успокаивал сам себя, пока его заводили внутрь, пока везли — двое лунарей остались в бункере.
Его выгрузили среди небоскребов. Милашка задрал голову, рот разинул, но долго ему любоваться не дали, поволокли ярко освещенными коридорами, завели в крохотную комнатку с кнопками на стене, дверцы комнатки закрылись, пол и стены задрожали, донесся гул. Милашка от страха присел и заскулил.
— Не бойся, это лифт. Мы поднимаемся вверх. Просто кабина для подъема, — снизошел сопровождающий. И обратился ко второму. — Дикий он. Совсем как быдло.
— Ничего, там разберутся.
— Понятно, что разберутся… Все равно странно. Такая техническая оснащенность — и лифта испугался.
— Может, у них лифты другие?
Милашка не решился отстаивать свою точку зрения, не стал возражать. «Там разберутся» — и хорошо.
«Там» оказалось светлым кабинетом, а уж вид из окна… У Милашки сразу закружилась голова, ноги подкосились. За столом сидел лунарь с оттопыренными мясистыми ушами. Отражая свет лампы, пуговицы на его синем костюме пускали лучики. Перед лунарем стоял прозрачный сосуд с водой, приборы непонятного назначения.
— Присаживайся. — Лунарь отодвинул в сторону стопку бумаг.
Сопровождающие остались у дверей, и Милашка понял, что обращаются к нему. Сняли наручники — затекшие руки повисли плетьми. Милашка, отводя взгляд от окна, засеменил к столу, устроился в мягком кресле. Вот это — жизнь! Чистая, прекрасная жизнь! Лунарь отхлебнул чай из тонкой, изящной чашки. Напиток благоухал, лунарь благоухал, кресло скрипело под его задницей.
— Тебе удобно? Извини за доставленные неудобства. Не бойся, мы не враги. Конечно, в нижнем городе, среди быдла, тебе пришлось нелегко. Но теперь-то ты у друзей! Мы окажем тебе любую помощь, доктор тебя обязательно осмотрит. Ты голоден? Хочешь отдохнуть, принять ванну?
И Милашка решил притворяться до конца. Его двойник что-то нес про другой мир, но бедолагу пришил Леон. Пусть после смерти послужит благому делу!
— Да, было бы неплохо, — мяукнул Милашка.
— Но сначала расскажи о себе. Хотя бы в двух словах. Чаю?
Солдат поставил перед Милашкой чашку. Руки слушались плохо, Милашка ладонями обхватил ее, поднес к лицу, вдохнул аромат и прикрыл глаза…
— Как тебя зовут? Откуда ты?
Что там говорил этот блаженный?
— Меня зовут Вадим Вечорин, я родился в Москве, но в другой Москве, чистой…
Глаза у лунаря загорелись. Он подался вперед. Милашка постарался улыбнуться открыто.
— Извини, но я очень устал. Последние дни… — Он закатил глаза.
— Да-да, конечно.
Дверь кабинета распахнулась без стука, вбежал еще один лунарь в синей форме. Лицо у лунаря было перекошенное. Заметил Вадима, вздохнул, кинулся к тому, что за столом.
— Вот, Борис Юрьевич, посмотрите… Вадик Милашка, гомосексуальная проститутка… Двойник…
Борис Юрьевич взял протянутый ему лист. Посмотрел на Милашку. На лист. На Милашку.
— А вдруг…
— По достоверным источникам, Пришлый скрылся из города. Сейчас допрашиваем свидетелей. Это, — он небрежно указал на Милашку, — обычная проститутка из быдла!
— Тьфу ты. Увести! — Огромные уши Бориса Юрьевича побагровели, он больше не глядел на Милашку, Милашка перестал для него существовать.
— А куда его, товарищ подполковник? Отпустить?
— Отпустить? Чтобы он всем про Пришлого рассказал? В реку его.
Лунари — гуманисты, Милашка знал это точно. Они никогда не убивают людей. Быдло из нижнего города — не люди.
Легче не стало. На большей части дороги сохранился пусть вздыбившийся и разбитый, но все-таки асфальт. Местами попадались ровные участки, и тряска прекращалась — Вадим переводил дыхание. Но лепешку, съеденную на привале, он припоминал часто, как и обещание Ходока вытереть им заблеванный пол, буде случится неприятность.
Приехали, вывалились. Даже у Леона лицо стало землисто-серым, а Сандра тут же отковыляла в сторону. Ее стошнило. Вадим сел на землю и огляделся.
Деревня! Дома неровным кругом обступили «центральную площадь», единственная немощеная улочка вела к лесу и заканчивалась воротами. Деревню окружал частокол. У ворот сидели на скамейке вооруженные караульные. В палисадниках покачивались цветы, дворы были огорожены кривым штакетником.
Свежий ветер шелестел сосновыми иголками, поскрипывал ветвями. В воздухе плыли шлейфы запахов: хвоя, примятая трава, древесная смола, сдоба и жареное мясо. Если не открывать глаз, можно представить, что ты дома, на шашлыках с друзьями. Полчаса езды на электричке — и здравствуй, Москва!