Тирд настолько разволновался, что корвус замер на мгновение. А затем поднял голову и внимательно посмотрел на голубя блестящими пронзительными глазами.
— Ну-ка ты, свистун, можешь посидеть спокойно хотя бы минутку?
Перепуганный Тирд послушно замер, а корвус вновь опустил клюв и продолжил свои хитрые манипуляции. Наконец ему удалось раздвинуть полоски туго стянутой бересты и просунуть кончик клюва внутрь туеска.
— Там что-то есть, — глухо прошамкал ворон, не вынимая клюва.
— Можешь вытащить? — спросила голубка.
— Вытащить — смогу, — пробурчал ворон сквозь закрытый клюв.
— А потом засунуть обратно? — вновь спросила голубка, и Тирд явственно услышал в ее голосе нотку волнения.
— Постараюсь, — пообещал ворон. — Скорее всего, получится.
— Тогда тяни, — велела Госпожа Леса.
Корвус молча кивнул, так что при этом весь туесок, привязанный к голубиной лапке, опасно сотрясся. Не хватало еще, чтобы теперь появился этот кошмарный охотник, некстати подумал Тирд. И в тот же миг ворон зацепил, потащил и резко вытянул из туеска маленький кусочек белой ткани. Он повернулся и с поклоном положил его перед своей Госпожой, придерживая, однако, сильной кожистой лапой.
— Что это? — спросила голубка.
Перед ней лежал квадратик тонкой и крепкой материи, более всего похожей на шелк. На шелку посреди белоснежного поля было написано длинное слово. Ниже стоял королевский знак — миниатюрное изображение двуглавого льва с зажатым в лапах коротким копьем.
— Невероятно! Так мало? — в изумлении спросил Тирд, который никогда прежде не видел содержимого королевской почты. Его взору всегда представали только туески, конверты, клееные ленты и колечки. Что на них было изображено и что покоилось внутри, Тирд раньше не видывал. Тем более его удивила такая мелочь в туеске, ради которой он столько раз рисковал самой жизнью.
— Дело не в количестве, — назидательно ответила голубка. — Это же почта.
— Королевский символ я видел много раз, — сообщил голубь. — А что это за странные закорючки над ним?
Ворон иронически глянул на голубя, а голубка тут же принялась терпеливо объяснять.
— Эти значки называются «буквы».
— Не-е-ет! Буквы не такие, — упрямо замотал головой Тирд. — Я прежде видел буквы, и очень много раз — на знаменах, стенах домов, вывесках. Даже на каменных изображениях людей и лошадей.
— Я поняла, — терпеливо сказала голубка. — Но те буквы, что видел ты, называются «печатные». Печатные буквы у людей — для праздников и торжественных случаев. Как вот эта печать — навсегда. Понимаешь?
Тирд кивнул.
— А те, что перед тобой — это буквы для письма. Ими люди пишут только для себя. Ну, или еще — для близких себе людей, которые поймут. Потому что у людей все рисуют эти буквы по-разному. Так мне рассказывала моя мать.
Тирд кивнул вторично.
— Так вот перед тобою — эти самые буквы. А из них составлено какое-то слово.
Тирд кивнул и в третий раз. Он был умный и сообразительный голубь, и к тому же очень дисциплинированный. Уже давно замечено, что служба королям во все времена наиболее успешно формирует именно последнее качество, кстати, далеко не последнее в ряду известных жизненных добродетелей. Правда, именно в эту минуту Тирд как раз и совершал, по его мнению, одно из самых страшных преступлений против короны!
— Очевидно, в этом слове и заключен смысл королевского послания, — предположила Госпожа Леса.
— Всего лишь в одном только слове? — недоверчиво пробормотал Тирд, разглядывая хитроумные закорючки.
— Ну, да, — молвила голубка.
— Хорошо, — ответил Тирд, — я все понял. А что мы теперь будем делать с этим словом? И какое оно — хорошее или плохое?
— Этого мы не знаем, — покачала головой голубка. — Покуда слово не прочтешь, никогда не знаешь, что оно может значить.
— А кто его может прочитать? — не унимался Тирд. — Что касается меня, то я читать не умею. Тем более — по-людски.
Ворон покосился на Тирда и саркастически крутнул головой, точно говоря: ну, еще бы, где уж тебе, свистуну!
— Это не удивительно, — вздохнула голубка. — Никто из нас не умеет читать по-человечьи. Кроме одного.
И она неожиданно низко поклонилась… корвусу! Тот в ответ сделал церемонный шаг назад и учтиво поклонился своей Госпоже, как образцовый придворный, знающий себе цену, но весьма высоко чтящий монаршую милость. Во всяком случае, на людях. Или — птицах, что, по сути, имеет в таких случаях мало различий.
— Искусник в молодости жил с людьми, — пояснила голубка Тирду. — Его показывали за деньги, а он за это проделывал разные фокусы. Или наоборот, уж не знаю. Словом, там, в цирке он и научился немного читать.
И она обернулась к ворону, который в течение ее краткого рассказа не издал ни звука. Другой же корвус тем временем не спускал глаз с ближайших зарослей, бдительно следя за каждой веточкой и прислушиваясь к писку ночных зверьков и далеким крикам птиц.
— Ты ведь сумеешь прочитать, верно, Искусник? — с надеждой и гордостью спросила Госпожа Леса.
— С вашего позволения, — глубоким и низким голосом ответил ворон, — я уже это сделал.
— Как?! — вскричала обрадованная голубка. — Ты прочел это слово?
Корвус молча склонил голову, кося ироническим глазом на Тирда.
Сверху глухо каркнули — это Затейник выразил одобрение искусству собрата по перу.
— Что же это за слово? Говори скорее, мой добрый друг! — воскликнула голубка.
— С вашего позволения, — вновь начал ворон, — это слово означает «ПОНЕДЕЛЬНИК».
— Понедельник? — удивленно воззрилась на него Госпожа Леса.
— Так точно — понедельник, — подтвердил ворон. — Именно это написано по-человечьи на белом куске материи.
Наступила долгая тишина. Первой ее нарушила встревоженная и недоумевающая голубка.
— Но что означает это слово? И чего ради посылать из-за него такого… — она приласкала Тирда теплым взглядом, — такого достойного и храброго голубя?
— Этого я уж не знаю, — сухо ответил Искусник. — Но может быть, знает этот?..
Любимое словечко «свистун» в этот раз не сорвалось с клюва корвуса, который, что ни говори, был весьма неглупым царедворцем. И потому закончил нейтрально:
— Этот… достойный… голубь…
— Да я понятия не имею! — ошеломленно воскликнул Тирд. Но тут же прибавил, — Постойте, а можно я немного подумаю?
— Думай, — хором ответили голубка и оба ворона. И Тирд принялся думать.
Чтобы легче думалось, он даже отвернулся от своих спасителей. Попрыгал на ветке, чтобы мысли поскакали быстрее. Поковырял лапкой прошлогоднюю кору. Пощипал клювом застарелую, загустевшую смолу на изломе ветки. И вдруг резко обернулся к голубке.