Тирд помолчал, угрюмо покачивая клювом.
— У меня отчего-то очень тревожное предчувствие. Мне кто-то неуклонно нашептывает, что я и так уже опоздал. И каждый час промедления делает случившееся все более непоправимым и ужасным.
— А что должно случиться? — воскликнула сизая голубка.
— Я не знаю, — тихо сказал Тирд. — Но, наверное, об этом знает письмо.
— Письмо… — задумчиво прошептала Госпожа Леса. — И ты, конечно, не знаешь, о чем оно?
— Я всего лишь почтовый голубь, — простодушно ответил Тирд. — Хоть я и ношу секреты королевского двора, откуда мне знать их?
— Разумеется, — согласилась голубка. Она замолчала и некоторое время, казалось, размышляла, искоса поглядывая на Тирда. Голубь же мрачно ждал темноты. Или охотника.
Наконец Госпожа Леса внимательно посмотрела на него.
— Скажи мне, Тирд: что связывает тебя с твоей службой? Зачем ты носишь чужие письма?
Тирд посмотрел на голубку в великом изумлении.
— Как это — что? Мой долг. Я тебе это уже говорил.
— Я помню, — кивнула голубка. — Но кому ты отдаешь его, этот долг? Ты разве кому-то должен?
Тирд смешался, в первую минуту не зная, что ответить. И как сделать так, чтобы эта чудесная птица, живя здесь, в глухом лесу, поняла его, городского, почти что столичную штучку. К тому же причастного к великим тайнам королевского двора, пусть даже и косвенно.
— Знаешь, Госпожа, это трудно объяснить. Вот так, просто, с одного прыжка — и сразу в небо… Могу только сказать, что, наверное, я так устроен. Такое мне дали воспитание в почтовой Службе, там я узнал жизнь и познал себя. Я обязан своей службе всем. Вот и все, наверное.
— Как просто, — задумчиво проговорила голубка. — Но ведь ты не родился почтовым голубем, королевским гонцом, правда?
— Почему? — удивился Тирд. — Я вылупился из яйца как раз в гнезде, принадлежавшем почтовой Службе. Мои родители были почтовыми голубями. Правда, отца я не знал, но мать запомнил хорошо. Я помню ее и сейчас.
— Разве у почтовых голубей нет отцов? — тихо спросила голубка.
— Ну, сначала-то они, конечно, есть, — возразил Тирд. — Но когда вылупляются птенцы, с ними остаются одни матери. Говорят, хороших отцов мало. Даже на королевской службе.
Сизая голубка улыбнулась, но взор ее был исполнен грусти.
— Скажи мне, Тирд, разве тебе никогда не хотелось пожить вольной жизнью? Как живем здесь мы, в этом лесу?
— Не знаю, — честно ответил Тирд. — Признаться, я прежде никогда не думал об этом всерьез. Служба королю поглощает меня полностью.
— А ты думаешь, король знает о тебе? О том, что ему уже который год верой и правдой служит храбрый и самоотверженный голубь по имени Тирд? — с горечью спросила Госпожа Леса. — И знает ли он вообще хоть что-то о голубях?
— Думаю, знает… — не совсем уверенно сказал храбрый и самоотверженный голубь Тирд. — Должен же он знать, кто носит его секретную почту…
— А как ты думаешь, — медленно сказала голубка, точно с трудом подбирая нужные слова. — Если бы ты остался здесь. Со мною, в этом лесу. Король бы сильно огорчился?
— …Не знаю, — смешался Тирд. — Наверное, не так чтобы уж очень, — предположил он.
— И я так считаю, — радостно поддержала его голубка и даже захлопала крыльями от восторга. — Так, может быть, останешься?
— А зачем? — слегка обалдел Тирд. — Что я здесь буду делать?
— Просто жить, — ответила Госпожа Леса. — Ты разве никогда не задумывался о том, что в этом мире можно просто жить? Не служа, не работая на кого-то, не испытывая чувства долга и ответственности ни перед кем, кроме своих близких?
— А почему ты спрашиваешь об этом, Госпожа? — изумился Тирд. — Тебе-то зачем этого хочется?
— Видишь ли, Тирд, — сказала сизая голубка. — Я бы очень хотела, чтобы у моих птенцов был отец. Чтобы им повезло больше, чем тебе в детстве. И чтобы ты понял, как хорошо служить прежде всего своим детям, подруге, родителям, семье…
Тирд, не в силах вымолвить ни слова, ошеломленно уставился на голубку. А она улыбалась ему. И в лучах этой улыбки из уставшего голубиного сердца сильными, нервными и ликующими толчками уходил весь страх минувшего дня и тревога перед днем грядущим.
Спустя час или более того над дуплом раздалось вежливое хриплое покашливание. Это вернулся ворон, тот, что был с седыми полосками на крыльях.
— Искусник вернулся, — прошептала голубка и ласково улыбнулась Тирду. Тот смущенно отодвинулся от нее, а она одарила его лукавым взором. Выглянув из дупла, голубка приветствовала своего слугу, после чего обернулась.
— Тирд, — сказала она. — Я хочу предложить тебе нечто очень важное.
— Да? А что именно? — с любопытством спросил голубь, поглядывая в ночную тьму. Честно говоря, теперь ему уже не слишком хотелось вылетать из этого дупла. Оно так неожиданно быстро стало ему уютным, теплым и родным. Хотя голуби и не живут в дуплах.
— Я понимаю, чувство долга теперь сильнее тебя, — молвила голубка. — Оно неудержимо тянет тебя в путь. Опасные предчувствия овладели тобой, дурные мысли и тревожное беспокойство. Причиной тому — письмо, которое ты должен отнести. Но скажи, Тирд, если ты будешь знать содержание письма, и оно окажется… Нет, разумеется, не пустячным… Но — не слишком уж… роковым для твоей нынешней жизни. И не определяющим твою жизнь дальше… Тогда ты останешься со мной? С нами?
Тирд долго молчал. За это время он вспомнил о многом. Но в итоге почему-то сказал вовсе не то, что вертелось на языке.
— Кто же может знать, что написано в королевском письме?
— Я, — ответила голубка. — А Искусник нам в этом поможет.
В тот же миг подлетел второй ворон, тот, что был весь черный. Его Госпожа почему-то звала Затейником, но Тирд далеко не был уверен, что и ему позволительно так называть мрачных корвусов, служивших ей верой и правдой.
— Королевскую почту запрещено вскрывать всякому, кому она не предназначена, — запоздало спохватился Тирд, когда они выбрались из дупла на свет и устроились на толстенном суку.
— Не волнуйся об этом. Искусник попробует ее достать, не повредив королевских печатей, — успокоила его голубка.
Тем временем понемногу смеркалось. Но вороны неплохо видят и в темноте, хотя до ночных пернатых охотников им, конечно, далеко. Затейник уселся повыше, чтобы бдительным оком обозревать окрестные чащи на случай, если появятся человек с собакой. Искусник же первым делом тщательно осмотрел берестяной туесок и осторожно простукал его клювом, мягко нажимая в каких-то, одному ему понятных местах. Все это время Тирд чувствовал себя крайне неуютно, отчаянно ерзал и часто вздыхал. Он был совершенно уверен, что совершает государственное преступление и его в самом скором времени ждет суровое наказание за измену.