– Это ты о ком, Николаич? – Дима, видно, не слишком много читал в прошлой жизни.
– Об историках. Тех, которые объективно берутся рассмотреть историю Большой войны. Не попадались?
– Шутите. Чукча не читатель, чукча – писатель. Писанины у нас было столько, что я даже свою-то писанину не перечитывал, а тут еще история… Но объективно-то вроде ж и неплохо разобраться?
– Объективность – она разная. Вот можно совершенно объективно описывать немецких асов. И завалить этой макулатурой все книжные полки. А про наших воинов не писать ничего, кроме гадостей. Можно совершенно объективно описывать эсэсовцев. Героически воевали, не отнимешь. И даже кое-что документами подтверждается. А про наших гвардейцев, которые этих эсэсовцев били, не писать. Можно объективно написать, что у СССР было двадцать четыре тысячи танков на двадцать второе июня тысяча девятьсот сорок первого года. А у немцев – три с хвостиком тысячи. И все – совершенно объективно.
– И что, раз уж об этом заговорили?
– То, что, если все время писать о немецких воинах, для наших места не остается. Что мало кто будет разбираться в передергивании тех же танков, потому как в СССР подсчитываются все вообще броняшки – включая до смерти убитые, неремонтопригодные, неисправные. Стоящие на Дальнем Востоке и даже первые английские, которые уже поставлены в виде памятников. А у немцев засчитываются только те, которые были исправны и стояли на Восточном фронте. Понимаешь разницу? Ни трофеи немецкие не зачтены, а их у немцев после захвата Европы несколько тысяч, ни те, которые в ремонте… Если же посчитать те, которые могут пойти в дело, так в СССР их сразу становится вдвое меньше, а в рейхе – втрое больше. И так во всем. Да и документация у гансов лукавая: когда читал Мюллера-Гиллебрандта, сложилось такое впечатление, что вот захватили наши французский танк, приволокли на выставку трофейной техники в Москву. И немцы подтверждают: да, был такой танк. Один. Вот командиру захотелось на таком в СССР въехать. Зашел, типа, в салон, взял себе в кредит, оригинал этакий. Попались фото, скажем, французских танков в Бресте. Да, подтверждают очевидное немцы, таки три танка и там имелось. А куда остальные делись из пяти тысяч? А неизвестно. Куда английские пропали? Польские? А хрен его знает. Затерялись. Это у немцев-то, да?
– Ну. Есть признаки либераса-псевдоисторика, который говорит про объективность, а сам врет неистощимо. Дык давно уже оттоптано и отшлифовано. Поменьше говорить, что мы победили. Ни в коем разе не упоминать, что рейх разгромлен с безоговорочной капитуляцией. После такой можно просто побежденных вырезать поголовно – юридически это будет правомочно. Потому как капитуляция без условий, без развернутых знамен, без запрещения грабежей и насилий и пули за щекой. Ровно противоположно – с побежденным можно делать что угодно. Такой побежденный вместе со шпагой теряет и честь. Издавна так было, позорищем такая сдача считалась. И немцы сдались именно позорно. Потому об этом – молчок. Поменьше упоминать, что закончилась война – как и перед ней Отечественная тысяча восемьсот двенадцатого года – в столице врага и полным крахом этого врага во всех смыслах. Поменьше говорить про своих солдат и уж тем более не делать из них героев. Если есть герои – найти в них мразоту какую-нибудь. Побольше говорить о немецких героях, старательно мусолить тему их суперасов. Отсюда переходить к теме жутких потерь СССР. Ну типа, Хартман сбил триста пятьдесят самолетов, еще двести асов – по двести, а все остальные – по сто. Кто будет подсчитывать, что из сорока шести тысяч сбитых советских самолетов двести тридцать асов сбили двадцать тысяч самолетов, а на всех остальных истребителей – и на бомберов, и на зенитки, и на наземные части, которые в сорок первом – сорок втором годах нашу авиацию на аэродромах не раз уничтожали, остается жалких двадцать шесть тысяч. Отсюда к невиданным потерям совков и тезису «мясом завалили». Выкапывается тезис – победили, но неправильно. Типа, с большими потерями, а вот у рейха сил было с гулькин нос и потерь практически никаких. Дальше начинаются бурные фантазии на темы немыслимых советских потерь и скрупулезнейшее вычисление потерь немецких – тут уже без фантазий и допусков, только по документам и то выборочно, в основном по мемуарной немецкой литературе. При общеизвестном факте отсутствия части документов с немецкой стороны, это получается чистым говноедством, потому как у немцев точных данных потерь всех военнослужащих банально нет. У нас есть данные Кривошеева, таких внятных с немецкой стороны я не видел. Немецкие потери принято считать по Мюллеру-Гиллебрандту. А у него, к слову, даже в потерях вермахта чудеса, потому что учтены только немцы, а фольксдойчи уже в потерях не значатся. Как и всякие там поляки-чехи. Такие артели, которые воевали, вроде фольксштурма, организации Тодта, полиции, вспомогательных военизированных частей, тоже не вермахт и потому в нетях. А за 1945 год и вообще данные отсутствуют. Считай – не хочу. В итоге Кариус – это супербог. Ну а какой-нибудь там Оськин, или Колобанов, или Пегов – ну просто не о чем говорить. Да, а еще сморкались в кулак и всех немок изнасиловали… Ну вот, собственно, в таком апсекте. Ну и наконец последний маркер убогого либераса – обязательное тыканье оппонента мордой в тезис о том, что патриотизм – явственный признак негодяя. То есть патриот в России по определению негодяй, подлец и сволочь!
– А, в общем, ничего нового. Как и раньше было. Наполеон в России терпел «победы», Кутузов одерживал «поражения», кончилось тем, что Наполеон потерял всю армию с артиллерий и кавалерией и бежал обратно во Францию… А потом парижанки балдели, глядя, как казаки в Сене голышом купаются. Прям заколдованный круг какой-то для гостей из Европы… – Дима крутит сокрушенно головой, ехидно фыркая при этом.
– Ну да, в общем, похоже. Короче, то шапками закидываем, то трупами, как татары под Феодосией, – не удерживаюсь от глупого желания блеснуть эрудицией я.
– Это в Крыму, что ли? – уточняет очевидное Дима.
– Ну да. Там до татар генуэзцы сидели. А до генуэзцев – греки. Но вот пришли татары, осадили последнюю крепость Кафу, будущую Феодосию. А взять не получается – отстроена лихо. Татары и накидали через стены катапультами чумных трупов, у татар в войске была чума. Чума и в крепости началась. Генуэзцы слились и удрали на кораблях в Европу. Отлично тогда прокатилась «черная смерть» – четверть Европы перемерла. А всего за семьдесят пять миллионов умерших насчитали…
Майор качает головой неодобрительно:
– Если верить, что есть такой механизм, который позволяет тупым идиотам побеждать разумных людей, то это многое объясняет. Только вот нет такого механизма. И еще трупами заваливать нечестно. Про прицельное метание чумного трупа татарами во врага ты рассказал. А вот чтоб нечумными закидать? Никто, кроме русских, так не умеет. Зачем нам вообще эти танки-самолеты? Мы все равно ими воевать не умеем. А зато трупом попадаем белке в глаз с двухсот метров. И шиш нас возьмешь. Мы сначала расстреливаем половину армии перед войной, потом вторая половина сдается в плен, а оставшиеся бросаются прямо по минам, прямо на пулеметы, отчаянно мудохая друг друга из-за одной винтовки на троих. Немецкие танки аккуратно пятятся, летчики, насбивав по пятьсот – шестьсот русских самолетов на брата улетают к евгенематери, пехота с минимальными потерями организованно отступает к Берлину. Германская промышленность производит десятки тысяч новых боевых машин, но они не нужны – русские почти ничего не могут уничтожить. А если что попортят сдуру, то тут же восстанавливается доблестными ремонтниками. Зря, короче, добро переводят. А тут и делу конец. Капитуляция. Занавес.