И ничего не нашел. Ни единой улики в пользу того, что за ним следят.
И все же в мозгу его что-то беспокойно покалывало - как всякий раз, когда он чувствовал что-то неладное. Где-то в окрестностях Кейтнесса затаилась угроза, неопознанная и невидимая.
Во двор замка он въехал уже в сумерках, борясь с переполнявшим желанием спрыгнуть с коня, забежать в замок, броситься к Джиллиан, подхватить на руки, внести к себе и предаваться любовным утехам до тех пор, пока оба не могли бы пошевельнуться, - на что берсерку понадобилось бы немало времени.
«Уезжай, - колола его совесть. - Уезжай сейчас же. Даже не собирай дорожную сумку, даже не прощайся, просто убирайся немедленно». Словно что-то разрывало его на части. Все эти годы, в течение которых он мечтал о Джиллиан, он никогда не представлял себе, что можно испытывать столь сильные чувства; она сделала его совершенным. В нем пробудился берсерк, и этот берсерк смирился от ее присутствия. Эта девушка могла бы очистить его. Лишь одно ее присутствие успокаивало зверя, которого он научился ненавидеть, - зверя, о существовании которого Джиллиан даже не догадывалась.
Он мысленно поморщился, когда надежда - предательская эмоция, которую он никогда не допускал в свою душу, - стала отчаянно бороться с предчувствием опасности за место в его сознании. Надежда была роскошью, которой он никак не мог себе позволить. Надежда заставляла его совершать глупые поступки, например, остаться в Кейтнессе, когда обостренные чувства кричали о том, что, несмотря на то, что не было найдено никаких признаков Маккейнов, за ним следили и столкновение было неизбежно. Он знал, как справиться с опасностью. Но не знал, как справиться с надеждой.
Вздохнув, Гримм вошел в Главный зал и подошел к блюду с фруктами, стоявшему возле камина. Выбрав спелую грушу, он упал в кресло возле огня и стал задумчиво смотреть на языки пламени, подавляя страстное желание найти Джиллиан. Нужно было принять решение. Нужно было найти способ повести себя благородно, поступить правильно, но он больше не знал, что правильно, а что - нет. Отныне ничто не было только черным или только белым; легких ответов больше не существовало. Он знал, что оставаться в Кейтнессе опасно, но желание остаться было сильнее любого другого желания, когда-либо испытываемого им.
Гримм так глубоко погрузился в раздумья, что не услышал, как подошел Рэмси, и вздрогнул при звуке низкого раскатистого голоса горца. Уже это должно было его предостеречь: он позволил своему «внутреннему сторожу» слишком сильно расслабиться.
- Где ты был, Родерик?
- Ездил верхом.
- Весь день? Черт возьми, приятель, в замке живет красивая женщина, а ты уезжаешь на весь день?
- Мне нужно было кое-что обдумать. Езда верхом прочищает голову.
- Это уже точно, что тебе надо кое о чем подумать, - пробубнил себе под нос Рэмси.
Благодаря обостренному слуху Гримм услышал каждый слог. Он повернулся и в упор взглянул на Рэмси.
- О чем именно я должен, по-твоему, подумать?
Рэмси изумленно проговорил:
- Я стою в дюжине шагов от тебя! Ты никак не мог меня услышать. Мои слова были едва слышны.
- Очевидно, я все же их услышал, - холодно заметил Гримм. - Так о чем это, как ты предполагаешь, мне нужно подумать?
Темные глаза Рэмси забегали, и Гримм понял, что тот борется со своим вспыльчивым нравом.
- Скажем, о чести, Родерик, - натянуто произнес Рэмси. - Об уважении к нашему хозяину. И к его дочери.
Гримм угрожающе улыбнулся.
- Давай договоримся, Логан: если ты не будешь касаться моей чести, я не буду вытаскивать из свинарника твою, где она уже многие годы служит подстилкой.
- Моя честь... - начал распаляться Рэмси, но Гримм нетерпеливо осадил его: у него есть дела и поважнее, чем пререкаться с Рэмси.
- Перейдем сразу к делу, Логан. Сколько золота ты задолжал Кэмпбеллам? Половину того, что дают за Джиллиан? Или больше? Судя по тому, что я слышал, ты в долгах, как в шелках. Если ты заполучишь наследницу Сент-Клэров, ты сможешь расплатиться с долгами и пожить в мотовстве несколько лет. Разве не так?
- Не все же такие богатые, как ты, Родерик. Для некоторых, и таких немало, забота о роде - это постоянная борьба. И мне нравится Джиллиан, - сердито сверкнул глазами Рэмси.
- Не сомневаюсь. Так же, как тебе нравится набивать брюхо изысканной едой и заливать горло лучшим виски. Так же, как нравится ездить на чистокровном жеребце или показывать друзьям своих волкодавов. Может, это из-за всех этих трат тебе так трудно содержать свой род? Сколько лет ты вертелся при дворе, тратя золото так же быстро, как размножается твой клан?
Рэмси неуклюже повернулся и долго молчал. Гримм наблюдал за ним, подготовив каждый мускул своего тела к прыжку. У Логана был буйный нрав, и Гримм знал это по собственному опыту. Он уже ругал себя за то, что сцепился с этим человеком, но его приводила в ярость склонность Логана ставить свои потребности выше нужд своего голодающего клана.
Сделав глубокий вдох, Рэмси повернулся, удивив Гримма приятной улыбкой.
- Ты не прав насчет меня, Родерик. Сознаюсь, мое прошлое не идеально, но я уже не тот, кем был раньше.
Гримм смотрел на него, и в каждой черточке его лица проступало сомнение.
- Видишь? Я уже не выхожу из себя, - Рэмси поднял руку в знак примирения. - Я понимаю, почему ты поверил в эти рассказы обо мне. Когда-то я был необузданным, эгоистичным распутником, но это уже в прошлом. Я не могу тебе этого доказать, только время докажет мою искренность. Ты можешь хотя бы допустить это?
Гримм фыркнул.
- Конечно, Логан. Это я могу допустить. Ты мог стать другим.
«Еще хуже», - добавил он про себя и снова повернулся к огню.
Услышав, как Рэмси повернулся, чтобы выйти из комнаты, Гримм не смог удержаться, чтобы не спросить:
- Где Джиллиан?
Логан резко остановился и бросил холодный взгляд через плечо.
- В кабинете, играет в шахматы с Куином. Он намерен сделать ей сегодня предложение, так что я предлагаю оставить их наедине. Джиллиан заслуживает хорошего мужа, и если она ему откажет, я намерен сделать ей предложение вместо него.
Гримм сухо кивнул. После этого он несколько минут старался не допустить в голову мысли о Джиллиан - о Джиллиан, устроившейся в уютном кабинете наедине с Куином; который собирается сделать ей предложение, - и, не преуспев в борьбе с самим собой, он снова вышел в ночь, обеспокоенный словами Рэмси гораздо больше, чем ему хотелось это признавать.
* * *
Пробродив по саду почти полчаса, Гримм вдруг понял, что нигде не видно его жеребца. А ведь он оставил его во внутренней загороди меньше часа назад! Оккам редко уходил далеко от замка.