– Не знаю, куда всё это заведет, – признался Москаленко-старший. – Лучше, вроде, стало. Зарплату повысили, разгильдяев поувольняли, кооперативы опять же… Вопрос только один: куда идем? Что впереди?
– Тебе ж сказали, – откликнулся дядя Костя, разливая по стопкам водку, – всё для советского человека, всё во имя его, аминь!
– Было это уже… Было. При том же Сталине. Так и писали: всё во имя человека! А делали что? Юра это хорошо в своем докладе показал. Говорили одно, а сами хороших ученых сажали и расстреливали. Какое-то мракобесие, ей богу! Вот и теперь говорят, а что сделают? Не знаю… не знаю… Будем посмотреть.
– Вот для этого-то и нужен честный разговор, – решил вставить свое словечко дядя Валя. – Чтобы ясно было, что плохо в нашей истории, а что было хорошо и правильно. Вот были же гиганты: Туполев, Королев. Правильное дело после них осталось. Самолеты, ракеты… А когда они жили? В то же время, что и Сталин, жили. Он их убивал, а они строили. Значит, не всё было плохо, если были такие люди.
– Ты это к чему? – спросил дядя Костя.
– Я к тому, что вы, блин, раскудахтались: что делать, кто виноват! Да, Сталин виноват. Юра, молодец, нам это хорошо показал. Но ни Туполев, ни Королев на Сталина не жаловались. И не ждали от него щедрот. Работали и всё! Вот и нам нужно работать и всё. И тогда всё наладится… А чтобы бодяга эта не повторилась, чтобы второй Сталин не пришел, мы должны говорить об этой опасности – прямо и открыто. Да, прямо и открыто!
– Ты никак уверовал в новый курс? – с ехидцей поинтересовался дядя Костя. – Может, статейку накропаешь для нашей многотиражки?
– Статейки пусть пишут другие. Я думаю дело открыть!
– Ого! – изумились приятели. – В пэры уходишь?
– Так ты ж коммунист? – спросил Москаленко-старший. – Партийные в пэры не идут – им после Пленума официально запретили.
– Положу билет, если надо! – заявил дядя Валя решительно. – Сейчас собственное дело – главное. Подняться можно, если руки и ум есть. А то представляете: мне сын на день рождения полного Брокгауза с Эфроном подарил, первое издание – тысяч пять выложил, не иначе! Заработал, представляете? За свою квартиру уже расплатился почти. А что мне ему на день рождение подарить? Такое же, чтобы не считал отца нищим?
Мужики замолчали, морща лбы, но дядя Валя не стал испытывать их терпение:
– Хочу путевку через профсоюз купить. В Болгарию. На Золотые Пески. Чтобы вместе семейством съездить, отдохнуть – на целый месяц!
– И что тебе мешает?
– Знаешь, сколько это стоит? Даже с профсоюзными скидками? Тысячи две – не меньше! И с собой что-то взять нужно. Чтобы не жаться, не трястись над каждым долларом…
– Ну хорошо, – сказал Москаленко-старший. – Уйдешь ты в пэры? А что ты умеешь, кроме как «баранку» крутить?
– Это пока секрет, но вам скажу, – оживился дядя Валя. – Шеф в райком зачастил, ну и рассказал мне по случаю. Будут делать при парке кооперативную мастерскую. Заниматься будут отделкой салонов. Дерьмо же салоны из Латвии гонят. Вот он и хочет благоустроить троллейбусы. Отказываемся от латышской продукции, делаем сами на польских материалах. Но такой переход можно только через кооператив.
– И ты хочешь его под себя прибрать?
– А почему нет? Сколько нищим ходить? Кредит под кооператив сейчас в сберкассе взять можно… Пойдете ко мне в мастерскую работниками?
– Ишь ты, капиталист выискался! Эксплуататор! Уже работников себе подбирает!
Юра понял, что новых комментариев по поводу своего доклада от мужиков не дождется – их захватила новая и более актуальная тема, – а потому быстро ретировался.
В воскресенье, еще раз обдумывая тезисы доклада и разговор между приятелями отца, Москаленко-младший пришел к выводу, что, пожалуй, дядя Валя прав – нельзя во всем винить прошлое, ведь и тогда жили очень достойные люди и они не жаловались на свою плохую жизнь, не пошли по пути предательства из ненависти к тирании Сталина. Наша задача сегодня – сделать так, чтобы продолжить хорошие дела, не дать результатам большой работы пропасть впустую. Ведь именно на нас, на потомков, на наше бережное отношение к результатам их труда и надеялись те, кто вкалывал в нечеловеческих условиях, в грязи и крови, создавая новую реальность, благодаря которой и в которой мы все появились на свет.
Подправив выводы, Юра прочитал свой доклад на школьной конференции и получил оценку «отлично».
17
А с Сергеем, старшим братом, случилась новая беда. И на этот раз он «залетел» серьезно.
Неизвестно, то ли на него подействовала выволочка отца, то ли, обжегшись на одной крайности, он в силу своего беспокойного характера, немедленно бросился в другую. Так или иначе, но Сергей оказался «на подхвате» в неформальном молодежном объединении, которым руководил инвалид-«афганец». Бывший солдат срочной службы вернулся из Афганистана без ноги и, очевидно, обиделся на весь мир. Он зарегистрировал кооператив «Силач», снял подвал и стал якобы давать уроки спортивной атлетики для подростков. На самом же деле он обучал их основам уличной драки и создал боевую группу, целью которой поставил «уничтожение капиталистов и спекулянтов», которыми считал всех «пэров» без разбора. «Афганец» долго готовился, а потом устроил набег на павильоны «Нового универсального магазина». Прежде чем приехала милиция, его ребятки разгромили лотки и киоски кооператоров, один из павильонов подожгли, а некоторым из торговцев даже нанесли серьезные увечья. На месте милиция повязала девятерых, еще семеро, включая «афганца», были арестованы позже. Среди них – Сергей Москаленко.
Дело было действительно серьезное. Расследование обстоятельств массового погрома в «Новом универсальном магазине» взял под личный контроль главный прокурор Москвы. Членам группы инкриминировались статьи 77 («Бандитизм»), 108 («Умышленное тяжкое телесное повреждение»), 149 («Умышленное уничтожение или повреждение имущества»). Самой суровой, разумеется, была первая статья, и совершеннолетним участникам «боевой группы» светило до пятнадцати лет с конфискацией имущества.
В квартирах подследственных провели обыски, санкционированные прокурором. Искали оружие и «подрывную литературу». Юру обыск шокировал: он впервые в жизни стал свидетелем того, как чужие люди бесцеремонно врываются в его дом, роются в личных вещах, задают каверзные вопросы, и всё это – на глазах у соседей, которые вызвались быть понятыми. Ничего сотрудники угрозыска, конечно же, не нашли, но Юрины видеокассеты, на которые тот записывал документальные фильмы по истории авиации и космонавтики, зачем-то конфисковали.
Отец был в ярости. Его всего трясло, и он орал на маму и Юру благим матом, а когда не орал, то ходил из угла в угол, повторяя: «Какой позор! Какой позор!»
Потом отец взял себя в руки и развил бурную деятельность, исчезая на целые сутки или на двое. Мама собирала передачи Сергею, который сидел в КПЗ, и всё время плакала. Уютное семейное гнездышко оказалась разорено, а жизнь пошла наперекосяк.