Так оно, кстати, в авиации чаще всего и бывает – к гибели самолетов приводит не один сбой, а их сочетание. Нарушение летной дисциплины может не обернуться катастрофой, а пройти как «воздушное хулиганство», но если это «хулиганство» наложится на плохие метеоусловия, то вероятность трагического исхода резко увеличивается.
Семецкий разбился во время обычного летного дня при нормальных метеоусловиях. «Элка» воткнулась в землю в пяти километрах от аэродрома. Поскольку никаких показаний к катастрофе не было, с ходу решили, что виноват самолет, и вызвали представителей фирмы-производителя. При этом полеты отменять не стали – только устроили проверку техникам, обслуживающим машины. Комиссия по расследованию, которую возглавлял заместитель командующего округом, допросила всех, кто имел причастность к злосчастному вылету, включая свидетелей из числа местных жителей, однако установить, в чем ошибся Семецкий и вообще ошибся ли он, ей не удалось. Чехи, осматривавшие обломки самолета, разводили руками – согласно их вердикту, машина была в идеальном состоянии.
Смерть приятеля повлияла, конечно, на Юру. Смерть человека, с которым еще вчера болтал о том о сем, вообще очень впечатляет молодых людей, не привыкших пока еще к тому, что любой, даже очень близкий тебе, человек может умереть в любую минуту и по тысяче причин. Но произвело впечатление и то, что офицеры, хоть и волновались, хоть и матерились, но к самой смерти курсанта отнеслись достаточно равнодушно. «Всякое бывает», – сказал «шкраб» Ромашов, и это было единственное, что услышал от него Юра по поводу внезапной гибели курсанта. Позднее Москаленко не один раз убеждался, что в военной авиации лишние слова не нужны и только отвлекают от главного – от подготовки к полетам и от самого полета. Несчастный Семецкий погиб, но был он далеко не первым и не последним в длинном ряду летчиков, отдавших жизнь за мечту о небе. Как там писал Максим Горький? «Рожденный ползать летать не может»? Может летать, может. Но за очень высокую цену – за цену жизни. И летчики давно свыклись с этой мыслью. Как свыкаются врачи с мыслью, что не могут спасти всех пациентов. Как свыкаются солдаты с мыслью, что придется убивать и умирать ради идей, очень далеких от сиюминутных желаний и потребностей…
Комиссия по расследованию летного происшествия пришла к выводу, что Семецкий разбился из-за отсутствия опыта: слишком резкий маневр, самолет попал в штопор, справиться с ним курсант не мог, потому что не умел. На этом расследование завершилось, комиссия и представители фирмы-производителя уехали восвояси, а цинковый гроб с Семецким отправился в Вологду.
Когда первый шок миновал, Москаленко подумал о том, что теперь ему будет скучнее учиться. Ведь с «космонавтиком» можно было поговорить о перспективах, о будущем, а подавляющее большинство ребят предпочитало авиацию, реальное дело по охране воздушных границ. Разговоры о космосе и о полетах на Луну вызывали порой и насмешки. К Юре в училище относились уважительно, и ему совсем не улыбалось обрести статус шута горохового. Поэтому он постарался смирить амбиции, вернувшись на общий уровень притязаний и, как выяснилось, сделал это зря. Потому что Авиакосмические войска, в которых ему и его сокурсникам предстояло служить, активно развивались, обрастая новыми подразделениями и традициями. Целые воздушные армии переходили под командование генерала-полковника Дудаева, и с этим следовало считаться. Поэтому умные курсанты сами стали интересоваться публикациями на космическую тематику и частенько задавали Юре вопросы, которые профану показались бы каверзными. А особый интерес к проблемам и перспективам космонавтики возрос после того, как на Байконуре состоялся давно ожидаемый запуск ракеты-носителя «Энергия» с космическим кораблем многоразового использования «Буран» – пока беспилотный. Было ясно, что эту новую космическую систему собираются использовать не только в научно-исследовательских, но и в военных целях, а значит, вполне возможно, те, кто учится сегодня летать на «Элках», завтра поведут огромного крылатого красавца на орбиту, чтобы сцепиться в бою с американскими шаттлами. Представления курсантов о возможностях «Бурана» были во многом наивны, и Юре пришлось объяснять, что корабль имеет совсем другое назначение – снабжение орбитальной станции, обслуживание тяжелых спутников и так далее. Это извозчик, а не истребитель. И если есть у нас космические истребители, то выглядят они совсем по-другому.
Впрочем, все эти разговоры начались осенью, а пока курсанты продолжали обучение в летнем лагере. Когда они освоили основы пилотажа, их начали учить летать парами. В пару к Москаленко назначили Артема Анисимова – главного балагура первого курса. Юра обрадовался, поскольку они сдружились еще в те времена, когда делили двухъярусную койку. С Анисимовым было легко, он никогда не задавался, имел ровный характер. Когда говорили: «Будешь ведомым!», не спрашивал: «А почему не ведущим?». Анисимов получал чистое искреннее удовольствие от полетов и, в отличие от других, никогда не жаловался на трудности первого года службы, на муштру, на инструкции, на строгости дисциплины. Всегда у него под рукой была гитара, и Артем постоянно наигрывал что-нибудь, подбирая мелодии к новым песням. Специально для Москаленко он выучил «Траву у дома» и «На пыльных тропинках далеких планет», но исполнением их не злоупотреблял, очень тонко чувствуя, когда это уместно, а когда нет. Короче, дружить с ним было просто и необременительно, сплошное удовольствие. Более надежного напарника – ведущего или ведомого – трудно было сыскать.
В начале сентября курсанты уже летали строем, что означало скорое завершение программы первого курса. Они почувствовали свою силу, установили пределы своих возможностей и знали точно, кто и чего на самом деле стоит.
В конце сентября были сданы последние нормативы, и курсантам дали двухнедельный отпуск. Собрались быстро. Юра скооперировался еще с двумя москвичами, и они, получив отпускные, по приезде в Оренбург загрузились в поезд. Денег накопилось много, тратили они их без сожаления, а потому дорога не показалась долгой – с непривычки ребята брали и «намешивали» всё подряд: пиво с водкой, вино с коньяком. Вскоре всю троицу настигло справедливое возмездие в виде тяжелого похмелья, которым они промучились до самой столицы.
Когда трое новоиспеченных летчиков вышли на перрон Казанского вокзала, то сразу попрощались и, словно незнакомые друг другу люди, разошлись – каждый в свою сторону.
Дома Москаленко ждали накрытый стол, семья в полном составе и приглашенные на семейное торжество старшие товарищи из троллейбусного парка. Опять пришлось выпивать, однако под хорошую закуску Юру даже не развезло. Потом пошли разговоры. Разумеется, Москаленко-младшего все хвалили, а его сбивчивые рассказы о полетах на «Элках» с инструктором и без привели гостей в телячий восторг. Однако уже тогда, в первый свой день в родном доме после годичного отсутствия, Москаленко-младший почувствовал, что отдаляется от общего течения жизни. Столица бурлила, всё менялось на глазах, и Юра уже просто не понимал, о чем говорят коллеги отца. Они все ждали какого-то «валютного указа» и постоянно это обсуждали, вклиниваясь в промежутки между байками из жизни летного училища. При этом брат Сергей, бритый наголо, словно только что вернулся из армии, почему-то надсмехался над приятелями отца и говорил, что они «рано раскатали губу», потому что цель другая – не валюту вводить, а электронные деньги, которые скоро станут универсальной валютой. Дядя Валя горячился и доказывал, что до электронных денег еще дожить надо, а валюта сейчас нужна, потому что переплачивать приходится, ставка Сберегательного банка высока, много заменителей на рынке, в итоге – спекулянты жиреют, а простой пэр корячится. «Недолго осталось жиреть», – усмехался брат Сергей, но усмешка у него при этом выходила такая кривая, что Юра понимал: раз говорит, то значит, действительно недолго кому-то жиреть осталось. Вообще старший брат и вправду сильно изменился – раздался в плечах, стал этаким крепышом, состоящим из одних мускулов, а еще Юра заметил у него некрасивый шрам у основания шеи, который Сергей и не думал прятать от посторонних взглядов. Голос у старшего брата стал очень грубым, а интонации – уверенными. Он явно чувствовал в себе достаточно силы и опыта, чтобы разговаривать с приятелями отца на равных и даже поучать их, на что Москаленко-младший пока не решился бы. Набычившись, Сергей сидел за столом, пил водку, почти не закусывая, и говорил, строго глядя на отца, дядю Валю и дядю Колю: «Пэры пусть место знают. Им не для того дали частным сектором управлять, чтобы они законы свои принимали и нам навязывали. Обойдутся без валюты!» «Да я запчасти спокойно не могу купить к иномаркам, – жаловался дядя Валя. – А без них работа стоит. Так я заплатил бы прямо партайгеноссе в Берлине и имел бы поставки без перебоев». «Вот будет у вас карточка, тогда и будет без перебоев», – спокойно отвечал брат Сергей. Юра смотрел на обоих – и узнавал, и не узнавал одновременно. Они вдруг показались ему какими-то инопланетянами, говорящими на непонятном инопланетном языке. А может, наоборот, они-то были и оставались землянами, а вот он прилетел со звезд?