— Я решил присмотреться к тем двум галлам. Ну, с которыми ты сражался. Что скажешь?
— Неплохие бойцы, — кивнул молодой человек. — Подучить только надо. А так и задор, и натиск есть, может выйти толк.
— Клавдий подучит! — Владелец гладиаторской школы тихонько засмеялся. — Следующие игры уже в мартовские иды — посвящены, естественно, Марсу. Там окончательно испытаем новичков.
— А ты что, уже нашел спонсора? — Виталий вскинул глаза.
— Кого нашел? — удивленно переспросил ланиста. — Ну я тебя прошу, дружище, не употребляй ты этих своих тевтонских слов, их здесь все равно никто не понимает.
— Я хотел спросить, нашел ли ты следующего устроителя игр? — поправился гладиатор. — Или снова думаешь о Сульпиции?
— Есть на примете один достойный господин, не Сульпиций. Если не перехватят!
— А что, могут?
— Могут. — Ланиста скривился, словно проглотил что-то горькое. — Этот прощелыга Манлий по прозвищу Кудесник уже прикупил в свою школу бойцов. Говорят, в Рим за ними ездил!
— Да-а, — сочувственно покивал Виталий. — Двум школам в таком городке, как Нарбо-Марциус, будет тесно. Кстати, Кудесник, как я слышал, сам приезжий, здесь чужой.
— Да, он и сам из Рима. Как и все, кто тут имеет власть. — Валерий вздохнул и передернул плечами. — Ох, чувствую, не зря он сюда явился, не просто так. На кого-то рассчитывает, кто-то должен помочь ему подняться, разорить меня, то есть нас… Знаешь, скажу тебе честно: не удивлюсь, если он перехватит у нас мартовские игры. Эх, знать бы, кто ему помогает! — Стукнув кулаком по столу, ланиста обернулся. — Эй, раб! Налей еще вина! Как — нету? Ладно, давай пиво… Ты разумный человек, Тевтонский Лев, очень разумный, я сразу это заметил, — продолжал он, снова обернувшись к Виталию. — Помогай мне, а я, клянусь Юпитером, помогу тебе. Ну, свободу сразу не обещаю, но со временем… и при условии, что останешься у меня тренером, как Клавдий. Что ты так смотришь? — Язык сильно захмелевшего юноши уже заплетался. — Думаешь, напился? Ну и напился, и что? С радости — да… И с горя заодно. Этот ползучий гад, Кудесник Манлий… Тем более сегодня сатурналии, сегодня можно. Ну, так ты что? Пойдешь ко мне в тренеры, лет через пять?
— Если раньше не ухайдакают, — хмыкнул Виталий, ввернув жаргонное слово, одно из тех, что были неизвестны в классической латыни, но изобиловали в разговорной речи здешнего простонародья.
— Не ухайдакают, — уверенно возразил ланиста. — Тебя девки любят, будут визжать, не дадут пропасть. Как Красавчику Апису или тому же Северьяну. Ах, женщины, женщины… На них все в нашем деле и держится!
— Тогда — за женщин! — Беторикс поднял бокал.
— За женщин… — Пьяный собеседник кивнул и чуть было не свалился с обеденного ложа наземь.
— Эй-эй! — Гладиатор осторожно придержал ланисту. — Ты как вообще-то?
— Да ничего.
— Может, домой тебя отвести? Поспишь.
— Какое поспишь, дружище?! Мне еще к центуриону идти… Что уставился? Да, римский всадник Марк Сульпиций Прокул пригласил к себе в дом презренного ланисту! Все слышали? Ха! Сегодня ж сатурналии… Пей, веселись с кем хочешь. Кстати, Беторикс, насчет тренерства я не шучу. И ты, как умный человек, должен понимать — у меня больше никого и нету. Красавчик Апис уходит к Сульпицию — начальником домашней охраны, Каррит Фракиец не хочет никого учить, Альпийский Тигр еще слишком молод, а Германский Ветер — человек вольный, контракт у него в новом году заканчивается. А гнусная сволочь Кудесник предложит куда большую сумму, чем я!
Ланиста плакался и жаловался на жизнь, пока не задремал, чтобы к приходу девок проснуться на удивление бодрым.
— А-а-а! Явились наконец! Что так долго-то? Мы тут уже все глаза проглядели, верно, парни?
Девчонок привела лично хозяйка, которую тут же и усадили за стол. Даже и не будь на дворе сатурналий, гладиаторам и ланисте нечего было брезговать обществом хозяйки публичного дома и жриц продажной любви: все одного поля ягоды.
— Ну, выбирайте! — со смехом махнул рукой Валерий.
— Ой, зайчик мой, так не пойдет! — Лихо опрокинув вместительную кружку пива, Конкордия ласково потрепала ланисту по кудрям.
— Ну почему нет-то? — удивился тот. — Чего тогда девок привела? Пиво пить мы и одни можем.
— Да я ж не про то, зайчик! — Старуха ухмыльнулась, поправив на голове закрывавшую волосы митру. — Если доверить выбор мужчинам, до драки скоро дойдет, верно?
— Ну, верно… А ты мудра, женщина!
— Я знаю. Так что пусть уж лучше мои девушки сами выберут. Он все красивы и искусны в любви, так что вы, парни, не сомневайтесь. Пейте, пейте… Мои козочки сами к вам подсядут. К каждому! Уж поверьте, ласками не обделят никого.
Не обделили, да… Уселись, улеглись, кто уж как сумел… вот уже начали целовать, обниматься… кое-кто и разделся уже… А музыканты наяривали, играли все громче и громче, так что некоторое пустились в пляс.
Тут она и подошла.
— Можно, я с тобой сяду?
— Садись. — Виталий поспешно подвинулся, давая место. — Выпьешь что-нибудь? Пиво, вино… впрочем, вина, кажется, уже нету.
— Пиво. — Девушка улыбнулась.
По виду она ничем не напоминала проститутку чистое юное лицо, грустный взгляд.
— Ну, за знакомство… Тебя как зовут-то?
— Алезия.
— Как-как?! — Виталий едва не поперхнулся, разом вспомнив маневры и васюкинские угодья, где все это началось.
— Есть такой город.
— Знаю. — Молодой человек усмехнулся. — Крепость в землях эдуев.
— Алезия — крепость мандубиев! — с чувством воскликнула девушка, но тут же сникла. — Когда-то была… А теперь принадлежит арвернам.
— Ты пленница? — тут же догадался Виталий.
— Да.
— Я тоже.
— Знаю. Ты не назвал свое имя.
— Беторикс.
— Беторикс?! Это галльское имя… но ведь ты не галл, пожалуй. Слишком хорошо говоришь по-латыни. И не знаешь галльского… Ведь не знаешь?
Вот пристала-то! А с виду скромница.
— Ну, не знаю. И что?
— А я знаю! — Девушка улыбнулась. — Ты — германец. Там много племен.
— Пусть так, — отмахнулся Виталий. — Здесь меня зовут Тевтонский Лев. Но Беторикс мне больше нравится.
— Да, это красивое имя. Подобные имена у нас носят вожди, ведь «рикс» и значит «вождь». Знаешь, почему я выбрала тебя?
— Почему?
— Ты не такой, как все, я это чувствую. Человек из далекого далека… Ты сказал, германец? Не очень-то похоже. — Темно-голубые, глубокие, как океан, глаза Алезии смотрели без насмешки, серьезно и строго. — И… в тебе есть доброта, я ее тоже чувствую.