Комтур не знал только одного: оба письма все-таки попали в руки обитателей Грюненбурга. Ерема исправно переправлял туда всю захваченную переписку, которую Ляшков и Емелин использовали для планирования дальнейших операций и отслеживания обстановки.
Таким образом, еще практически весь декабрь и январь окрестности находились фактически под контролем мятежников. Активных действий ни одна из сторон не предпринимала. Противники ограничивались редкими стычками.
Сказать, что ландмейстер был недоволен ситуацией, это значит, ничего не сказать. Фон Плеттенберг был в ярости. Подумать только, тот самый фон Бригеней, которого он прочил в свои заместители, а возможно, даже в преемники, оказался неспособен самостоятельно навести порядок на вверенной ему территории! Комтур, имеющий в подчинении столько доблестных рыцарей и отважных кнехтов, просит у него помощи! Для чего? Чтобы разогнать толпу взбесившихся сервов?!
Неудовольствие вызвало и поведение великого князя литовского. Не то чтобы фон Плеттенберг слишком доверял своему союзнику. Слишком много спорных вопросов в отношениях ордена и Литвы. Слишком часто они враждовали друг с другом раньше и без всякого сомнения, будут еще воевать впредь. Да и сами братья-рыцари не считали себя обязанными блюсти клятвы дружбы и верности, данные язычникам и варварам, пусть даже считающим себя христианами и на время ставшими союзниками ордена. Но одно дело, если эти клятвы нарушают они сами, руководствуясь священными Целями принести истинную веру и цивилизацию в эти дикие края. Совершенно другое, когда грязные Дикари затевают свои дьявольские игры за спиной воинов Христовых, на их благородном пути за славой и богатством.
Между великим магистром и литовским князем Александром завязалась оживленная переписка. Первый гневно обвинял и обличал своего союзника в предательстве и требовал немедленного прекращения оказания какой-либо помощи мятежникам. Второй упорно опровергал все обвинения в свой адрес. В результате Александр, дабы доказать свою непричастность к восстанию, даже предложил военную помощь для его подавления. В ответ фон Плеттенберг гордо заявил, что у ордена еще достаточно могущества, чтобы своими силами разогнать горстку взбунтовавшейся черни. Фон Бригеней, в свою очередь, получил суровую отповедь и ультимативное требование в кратчайшие сроки своими силами утихомирить разбушевавшихся подданных.
Неизвестно, эти ли события или другие обстоятельства послужили тому причиной, но факт остается фактом. Литва продолжала воевать с московским князем в одиночку. Орден этой зимой в войну так и не вступил.
Пока вокруг кипели страсти, жизнь грюненбургской фогтии текла плавно и размеренно. Отпраздновав рождественские праздники, ее обитатели потихоньку готовились к отъезду. Егор вместе с Фридрихом мотался по своим владениям, агитируя крестьян переселяться на новые земли, как водится, обещая «молочные реки и кисельные берега». Сервы внимательно слушали пылкие речи своего господина, удивленно качали головами или восхищенно ахали в нужных местах, но на этом дело и заканчивалось. Желающих бросить хозяйство, навсегда покинуть землю предков и начать все заново находилось очень немного. Можно было, конечно, организовать насильственное переселение, но с этим решили не торопиться, опасаясь, что селяне просто разбегутся.
Однажды вечером между Егором и начальником службы безопасности состоялся конфиденциальный разговор.
— Не нравится мне этот тип, дворянин новгородский, — заявил Емелин. — Ходит везде, вынюхивает…
— У тебя конкретные основания есть в чем-то его подозревать?
— Конкретных пока нет, только что-то он заинтересовался де Савиньи. Спрашивал у слуг и караульных, кто в подвале сидит, за что сидит. Справлялся невзначай о наших отношениях с орденом. Не знаю, может, у меня паранойя, но, по-моему, кто-то пытался вскрыть замок в моей комнате.
— Может, просто любопытство? Ты же сам понимаешь, мы товарищи подозрительные, не пойми кто, откуда. Вроде и русские, а вроде и нет. Тут любой заинтересуется. Савва вон тоже поначалу все расспрашивал. А насчет замка точно уверен?
— Ну не знаю я, — пожал плечами Вжик.
А только все равно вызывает он у меня беспокойство.
— А давай проверочку устроим?
— Интересно, каким образом?
— Завтра ты при всех подойдешь ко мне с докладом о том, что при допросе виконта получена очень важная информация, касающаяся деятельности ордена. Я сошлюсь на занятость и скажу, чтобы ты убрал документы в свой ларчик. Мол, завтра посмотрю. Потом мы оба по «важному делу» сваливаем из замка, а в твоей комнате оставляем засаду. Как только мышеловка захлопывается, нам дают условный сигнал и все. Примитивно и эффективно. Конечно, Джеймса Бонда таким способом не поймать, но для здешних доморощенных шпионов, я думаю, сойдет.
На следующий день, как и договаривались, парни запустили «дезу», а сами покинули замок. За высоконаучной теологической беседой в гостеприимной келье отца Бонифатия незаметно пролетели три, а может быть, и четыре (кто их считал) часа. Когда собеседники, прикончив пару жирных цыплят и кувшин вина, уже подумывали, кого бы послать за вторым сосудом, со стороны цитадели раздался вой сигнального горна, оповестившего о том, что мышеловка захлопнулась.
Резво собравшись, наши герои бросились в замок. У ворот их встретил радостно возбужденный Корнев с фингалом под глазом и, размахивая руками, сбивчиво принялся рассказывать:
— Поймали! Вы уехали, а Костя с Валдисом в комнате засели. Он холопа возле дверей оставил, здоровый черт, насилу втроем с Яшей и Саввой скрутили его.
— Ты помедленней говори, а то не понять ничего.
Как выяснилось, после отъезда ребят, Теглев пробрался в комнату Алексея, где и был схвачен с поличным засевшими там Костей и Валдисом. Захват был произведен так быстро и внезапно, что он даже не успел ничего предпринять.
Сложнее получилось с холопом, которого новгородец оставил у дверей «на стреме». Здоровенного парня пытались скрутить вдвоем Яков и Сергей, однако он оказал ожесточенное сопротивление. Если бы не подоспевший вовремя Савва, с ним пришлось бы повозиться. А синяк Корнев заработал, как ни странно, от Якова, который в пылу борьбы случайно зацепил локтем физиономию коменданта.
Ляшков и Емелин прошли в малый зал, туда же Костя и Сергей притащили задержанного. Развязав ему руки и предложив сесть на лавку, Егор некоторое время пристально разглядывал Теглева, а потом спросил:
— На кого работаем, Евстафий Юрьевич?
Новгородец молча посмотрел на него и отвернулся.
— Ладно, можешь не отвечать, я и сам знаю. Вот только который из двоих новгородских наместников. Наверняка, Стрига-Оболенский.
— Так вы давно все знали, — неожиданно хриплым голосом произнес задержанный. — Зачем же тогда весь этот балаган?
— Расслабься, господин Теглев, мы на тебя обиды не держим, не враги мы государю московскому, русские все-таки. А чтобы ты в этом убедился, все грамотки, ради которых ты так старался, тебе отдадим, с тем чтобы ты их воеводам княжеским передал.