Ладони и пальцы Тимофея чувствовали холод мертвой плоти, но разум его не желал мириться с этой ужасной действительностью. Тимофей стонал и захлебывался слезами, тиская в ладонях холодную руку Якушки, лишь теперь осознав, как ему будет не хватать этого человека и скольким он ему обязан.
– Почто Данила Холмский позволил Якушке участвовать в битве с татарами? – обронил кто-то из воевод. – Придется ему теперь ответ держать перед великим князем.
– Якушка Шачебальцев был весьма важной птицей и подчинялся токмо государю, – прозвучал другой голос, – поэтому Данила Холмский был для него не указчик.
– Сколь ловок и храбр был Якушка в сече с нехристями, просто на диво! – подал голос сотник Рутын. – Немало татар полегло от его меча! Ратники шли за ним, как за архангелом Михаилом, видя его доблесть! Вельми горестно, други, потерять такого удальца.
– Все мы под Богом ходим! – заметил другой сотник. – Сегодня Якушку смерть скосила, а завтра кого-то из нас скосит.
Пришлось Тимофею стать радостным и горестным вестником одновременно. Он обрадовал великого князя вестью о победе над татарами и тут же опечалил его, сообщив о гибели Якушки Шачебальцева.
Иван Васильевич дал волю своему гневу, желая немедленно покарать Данилу Холмского за то, что тот не доглядел за Якушкой, позволив тому оказаться в самой гуще сражения. Однако думные бояре отговорили государя от поспешного решения, резонно заметив ему, что победа над ордынцами прежде всего есть заслуга воеводы Холмского.
«Ныне Данила Холмский столь любим и превозносим в народе, что его опала вызовет бурное негодование черни и войска, – сказал боярин Федор Хромой. – Опять же не нужно забывать, что орда хана Ахмата пока еще не убралась восвояси. Татары могут еще не единожды попытаться взломать нашу оборону на Угре. Пусть уж Данила Холмский и дальше верховодит нашим войском, пусть употребит с пользой для Руси свой полководческий дар!»
Скрепя сердце Иван Васильевич был вынужден согласиться с доводами Федора Хромого. И впрямь Данила Холмский стал для татар карающим мечом! Никто из прочих воевод не сможет сравниться с Данилой Холмским в военном мастерстве.
Гибель Якушки Шачебальцева сильно ударила по великому князю, который лишился своего всевидящего ока и всеслышащих ушей. Как Данила Холмский пребывает на своем месте, руководя войсками, так и Якушка Шачебальцев был незаменим в делах тайного сыска и распутывании заговоров. Оставшись без Якушки Шачебальцева, Иван Васильевич вдруг ощутил подле себя пустоту, грозящую ему тревогами и неведением опасностей, которые со временем могут обступить его жизнь и трон. Для отражения вражеских полчищ у Ивана Васильевича имелось войско и воеводы, а для распознавания изменников среди своих бояр и князей Ивану Васильевичу был нужен кто-то другой, способный заменить Якушку Шачебальцева.
Иван Васильевич долго думал, мысленно перебирая всех своих приближенных, на кого из них можно положиться в делах тайных и не всегда законных. Кому можно доверить свои сокровенные мысли и чаяния? Никто из ближнего круга государевых вельмож и слуг не годился на такую особую должность, не обладая теми достоинствами, которые имел покойный Якушка Шачебальцев. По этой причине Иван Васильевич пребывал в мрачном настроении.
Однажды дьяк Василий Долматов указал Ивану Васильевичу на Тимофея Оплетина, сказав, что в последние три месяца тот исполнял важные поручения Якушки Шачебальцева, являясь его ближайшим помощником. И среди великокняжеских гонцов Тимофей Оплетин был самым аккуратным и исполнительным. Василий Долматов посоветовал Ивану Васильевичу поставить Тимофея Оплетина на должность, которую до него занимал Якушка Шачебальцев.
«Тимофей кое в чем поднаторел, помогая Якушке в тайных делах, – молвил дьяк Василий государю. – У Тимофея имеются все задатки для такого рода дел. Он внимателен, рассудителен, не вспыльчив, не корыстолюбив, не робкого десятка. А то, что Тимофей слишком молод, так ведь и Якушка начинал свою деятельность на этом поприще в столь же юные годы».
Поразмыслив, Иван Васильевич произвел Тимофея Оплетина в дьяки, назначив его дознавателем и порученцем по особо важным делам. Все слуги и помощники Якушки Шачебальцева перешли под начало Тимофея Оплетина, который внезапно обрел власть, позволяющую ему в государственных интересах входить без стука в любую дверь и даже преступать христианские заповеди, если это нужно для дела.
* * *
Избавив Псков от угрозы немецкого вторжения, братья великого князя, вняв совету своей матери, решили бить челом Ивану Васильевичу, дабы примириться с ним окончательно. Андрей Большой был готов сделать шаг к примирению со старшим братом еще в сентябре, но тогда этому противился Борис Волоцкий, ожидавший больших уступок от великого князя. Когда до Бориса Волоцкого дошли слухи о раскрытии заговора в окружении Ивана Васильевича, организованного на деньги Литвы, и о победе русских полков над ордой хана Ахмата у берегов Угры, то это окончательно похоронило его надежды на «чудо», под коим князь Борис подразумевал внезапную смерть великого князя от яда или татарской стрелы.
Смирившись с неизбежным, Борис Волоцкий поехал вместе с Андреем Большим в городок Кременец, куда перебрался из Красного села Иван Васильевич со своей свитой.
Великий князь принял своих мятежных братьев милостиво и радушно. В присутствии московских бояр и своего духовника владыки Вассиана Иван Васильевич подтвердил все прежние права и вольности своих младших братьев, как удельных князей, присоединив к владениям Андрея Большого города Можайск и Рузу. Борису Волоцкому великий князь уступил три деревни под Вереей.
После кратких примирительных речей младшие братья целовали крест на верность старшему брату.
Во время этой процедуры всем собравшимся было видно, с каким внутренним усилием произносит Борис Волоцкий слова клятвы перед тем, как поцеловать большой позолоченный крест в руках владыки Вассиана. Если Андрей Большой был доволен примирением со старшим братом, получив во владение два города, то Борис Волоцкий чувствовал себя оскорбленным и униженным, получив от великого князя три жалкие деревни. Однако идти на попятный было уже поздно, поэтому князю Борису приходилось волей-неволей принимать условия великого князя.
Не особо пытался скрывать свои чувства к брату Борису и Иван Васильевич, знавший, кто именно затеял этот мятеж, кто подсылал ему подметные грамоты и ссылался с польским королем Казимиром. Догадывался Иван Васильевич и о том, что его брат Борис, с детства коварный и жадный, желает ему смерти и военных неудач. Будь у князя Бориса много золота, он тогда и сам организовал бы заговор против старшего брата.
«В моей воле и бедности ты жил до мятежа, брат, так же будешь жить и впредь», – было написано на лице у великого князя, когда он обнимался и целовался с братом Борисом во время торжественной присяги.
Примирившись с младшими братьями, Иван Васильевич тем не менее не отправил их к реке Угре, где продолжалось противостояние русских полков и орды хана Ахмата. Великий князь держал младших братьев с их дружинами в Кременце, якобы для собственной безопасности, на деле же опасаясь козней мстительного Бориса Волоцкого.