Сырым промозглым утром три наездницы выехали из пустого селения.
Беглянки ехали по пустынной дороге и никак не могли согреться на холодном ветру. Если Анфиске удавалось разогнать кровь в жилах, время от времени соскакивая с мула и шагая вприпрыжку рядом с ним, то Доминика куталась в свой плащ, беспрестанно жалуясь, что она умирает от холода. Вскоре к причитаниям Доминики присоединились причитания служанки, у которой сильно закоченели руки.
Анфиска отыскала укромную лощину, поросшую кустами и молодыми деревьями, невидимую с дороги. Там среди зарослей она развела костер, как учил ее Потаня. Возле костра Анфиска соорудила шалаш для Доминики и ее служанки.
Жар костра вновь вернул гречанке веселое расположение духа. Она шутила с Анфиской и всячески подлизывалась к ней до тех пор, пока у той на лице не появилась великодушная улыбка. Как три заправские подружки, беглянки пили вино из фляги, закусывая хлебом и сыром. Возрастное неравенство, как и неравенство сословное, было ими на время забыто.
Отогревшись, Доминика стала торопить Анфиску с отправлением в путь.
Беглянки снова выбрались на дорогу. Их мулы бежали резвой трусцой.
Неожиданно зарядил дождь. Пришлось опять сворачивать с дороги и искать укрытие от непогоды.
– Эдак мы никогда не доберемся до морского побережья, – ворчала Анфиска, прислонившись плечом к стволу толстого дуба. – Надо ехать и ехать, невзирая на дождь и ветер.
Сидевшая на попоне у ее ног Доминика печально вздохнула и что-то пробормотала в ответ. При этом гречанка ткнула в бок служанку, которая из-за зевоты не сразу перевела Анфиске ее слова на русский язык.
– Быть может, дождь скоро утихнет, и тогда мы поедем дальше, – сказала болгарка.
– Этот дождь скоро не закончится, – хмуро промолвила Анфиска, поглядев на серое мглистое небо.
Беглянкам пришлось сидеть под дубом не один час.
Наконец дождь заметно ослабел.
Анфиска заставила Доминику и ее служанку сесть на мулов.
– Терять время больше нельзя, – сказала она.
Копыта мулов скользили в дорожной грязи, поэтому ехать приходилось шагом. Анфиска рвалась вперед, но ей то и дело приходилось останавливать своего мула и поджидать своих отставших спутниц.
Смеркалось.
Остановившись в очередной раз и оглянувшись назад, Анфиска заметила вдали на дороге темное неясное пятно, которое довольно быстро обрело очертания большого отряда всадников. Можно было без труда различить поднятые кверху копья и полотнища знамен.
Быстро оглядевшись по сторонам, Анфиска сообразила, в какую сторону лучше всего им бежать. Она крикнула Доминике и болгарке, чтобы те живо поспешали за ней.
– Нас догоняет какая-то конница! – добавила Анфиска. – Нам нужно схорониться, и побыстрее!
Беглянки свернули с дороги в поле и поскакали к ближайшим зарослям кустарников. Они с треском ворвались в спасительные густые дебри, не обращая внимания на то, что колючие ветки рвут на них одежду, лезут им в глаза, царапают руки. Не спешиваясь, беглянки затаились в высоких кустах. От них до дороги было не более ста пятидесяти шагов.
– Неужели это погоня за нами? – испуганно спросила Доминика.
Болгарка перевела ее вопрос на русский и чихнула.
– Тс-с! – В ответ Анфиска прижала указательный палец к губам.
Вскоре послышался нарастающий топот копыт, этот шум ширился и рос. По дороге скакали рыцари. Всхрапывали кони, бренчали уздечки. Мчался грозный железный поток!
Анфиска принялась было считать всадников, но скоро сбилась со счета. Рыцарей было много, с ними мчались их оруженосцы, знаменосцы и слуги.
Рыцарский отряд стал спускаться под гору и, удаляясь, постепенно затерялся в сгущающихся сумерках. Затих вдали и топот копыт.
– Куда поскакали эти рыцари? – оправившись от страха, спросила Доминика.
При этом она теребила за рукав служанку, чтобы та переводила ее вопрос скорее.
– Во всяком случае, не за нами, – успокоила гречанку Анфиска. – Я видела королевское знамя, значит, сам Конрад возглавляет этот отряд. А король не станет гоняться за беглой женой какого-то русича.
– Что же случилось? – беспокоилась Доминика. – Почему король оставил свое войско? Если Конрад поскакал не за нами, тогда куда же он помчался на ночь глядя?
Анфиска сама ломала над этим голову, поэтому ничего не ответила Доминике.
– Поехали, поехали! – ворчала она и первая стала выбираться из зарослей.
Проехав по дороге около двух верст, беглянки увидели впереди освещенный кострами лагерь, окруженный повозками.
– Так вот куда спешил король, – сказала Доминика, остановив своего мула рядом с мулом Анфиски. – Что это за стан?
– Это становище немецких крестьян, идущих в Святую Землю, – ответила Анфиска. – Вряд ли король спешил именно сюда. Нам лучше объехать крестьянский лагерь стороной.
Доминика согласилась с Анфиской.
Беглянки оставили дорогу и долго ехали по равнине, пересеченной неглубокими оврагами, покуда не достигли стоящего стеной темного леса. Царящий в лесу мрак был чернее опустившейся на землю ночи.
Анфиска уверенно правила своим мулом, выбирая наиболее верное направление движения. Она поторапливала постоянно отстающую Доминику, не обращая внимания на ее охи и вздохи.
Проехав по краю темной чащи, перебравшись через ручей и обогнув по склону обширный холм, три наездницы снова выбрались на дорогу.
Анфиска остановила усталого мула, заметив из-за деревьев какое-то движение на дороге. Скрипели повозки, чавкала грязь под множеством ног, слышались встревоженные голоса мужчин и женщин, разговаривающих по-немецки.
Дождь прекратился, но Анфиска даже не обратила на это внимания.
Повернув к вершине холма, Анфиска увлекла за собой своих недовольных спутниц, изрядно промокших и продрогших. С вершины было видно, что это темные толпы крестьян заполонили дорогу, двигаясь на запад. Однако крестьянский стан не опустел, там хозяйничали толпы других людей, конных и пеших, которые все прибывали по этой же дороге со стороны Дорилея.
«Похоже, сельджуки разбили крестоносцев! – подумала Анфиска. – Вот почему сбежал король и без промедления устремилась в обратный путь беднота».
Однако вслух Анфиска этого не сказала. Ей хотелось поразмыслить над тем, что им теперь делать: прибиться к крестьянам или же постараться обогнать их?
Доминика своими стонами и жалобами отвлекала Анфиску от размышлений. Гречанка настаивала, чтобы Анфиска развела костер – все равно как и все равно где! – ей необходимо обсушиться, иначе она умрет от простуды.
«Вот наказанье-то мне с тобой!» – недовольно подумала Анфиска.
Вернувшись обратно к ручью, Чернавка долго возилась с огнивом и пучками с трудом найденной сухой травы. Родившийся наконец слабый огонек вознаградил ее за старания, а обрадованная Доминика поцеловала Анфиску в щеку. Болгарка наломала сухих хворостин, чтобы разжечь пламя побольше.