– Думаете, это трудно?
– У меня нет следящих камер в вашем институте, – сказал Фирестоун. – Так что скажу сразу: не знаю.
– Она и не пытается меня нагнуть, – сообщил Максим. – Или как-то еще поймать, покорить, захомутать, подчинить…
– А что делает?
– Ничего, – отрезал Максим.
Фирестон покачал головой, в его глазах появилось и начало разрастаться изумление.
– Правда? Неужели так серьезно?
– Что серьезно?
– Моя девочка, – проговорил Фирестоун странным голосом, – наконец-то все-таки влюбилась… Неужели влюбилась?
Максим вздрогнул.
– Бросьте эту песню.
– Но если она, – сказал Фирестоун, – довольствуется тем, что находится в одном помещении с тобой? Ну да, она же вся в меня…
Максим сказал резко:
– Прекратите! Я не хочу ничего об этом слышать.
– Почему? – спросил Фирестоун с интересом. – Не готов, как говорят у молодежи, к серьезным отношениям?.. Знаешь, на самом деле никто к ним не готов. Особенно те, кто говорит уверенно, что вот теперь-то готовы. Это всегда цунами… Подхватывает тебя, как щепку, и несет, и несет…
– Это вы что-то несете, – отрезал Максим. – Я не из таких, кого может что-то подхватить из тех инстинктов, что достались нам от динозавров. Но я обещаю не увольнять Аллуэтту, пока она сама не захочет уйти!
Фирестоун кивнул.
– Прекрасно, – сказал он деловым тоном. – Это я и хотел услышать. Еще увидимся!
Он хлопнул, подмигнул заговорщицки, словно они в одном тайном обществе, и быстро пошел к автомобилю, послушно притормозившему у самой кромки дороги.
– Сомневаюсь, – пробормотал Максим, но магнат уже сел и сам, по старинной привычке, закрыл дверцу. Максим не знал, услышал ли его этот напористый делец с запоздалой программой перевоспитания взрослой дочери.
В дальнем углу огромной лаборатории сложены 3D-принтеры, ими еще приходилось пользоваться: новейшее оборудование из-за уникальности стоит дорого, приобрести не по карману, а вот так, по старинке, удается сделать то, что можно быстрее и дешевле на хай-тековском оборудовании..
Максим посмотрел, как Джордж и Евген, чертыхаясь, вручную настраивают одну старинную установку, сложную и медлительную, такое было с теми же видеомагнитофонами, что, едва появившись, моментально завоевали мир невиданной революционной технологией, каждый смог дома смотреть любой фильм, но так же быстро они исчезли полностью, уступив место более совершенным возможностям цифровой записи.
Так же ушли и принтеры, уступив новой волне хай-тека, а потом вообще придут наноботы и будут делать вроде бы то же самое, но на качественно ином уровне.
У Георгия на экран выскочила с бравурной музыкой, чуть ли не маршем, реклама, что такой-то выиграл в национальную лотерею США миллиард двести миллионов долларов и сегодня получает этот крупнейший за всю историю выигрыш.
– Что, – спросил Френсис, – тоже примериваешься?
Георгий надменно фыркнул.
– Я не считаю себя таким уж полнейшим ничтожеством.
– А что, – спросил Френсис обиженно, – так уж все, покупающие лотерейные билеты, ничтожества?
– Все, – отрезал Георгий.
– Ну ты даешь…
– Все, – повторил Георгий с такой категоричностью, что, судя по лицу Френсиса, тому даже восхотелось хрястнуть его по самодовольной роже. – Мы вот не надеемся на счастье для дураков, мы сами работаем, зарабатываем?
Френсис сказал раздумчиво, то ли протролливая, то ли всерьез:
– Но миллиард долларов – это деньги…
Георгий поинтересовался с подозрением:
– Погоди-погоди… а ты что, покупаешь лотерейные билеты?
Френсис отшатнулся.
– Я?.. Ты чего?.. Это я так, теоретизирую. Интересно же, как у дураков мозги работают! Все-таки дураков абсолютное большинство, их как бы знать тоже нужно…
– Зачем?
Френсис сдвинул плечами.
– Не знаю. Так говорят. А я человек такой наивный, такой доверчивый и общечеловечный…
Георгий повернулся к сторону Максима.
– Шеф, ты нас слышишь? Давайте его уволим?.. Хватит нам и одной наивной и доверчивой…
– Кого это? – спросил Максим и осекся, явно же речь не об Анечке. – У тебя странные представления о наивности. Иди работай, а я подумаю, кого уволить. И ты, Френсис, иди, не дефилируй тут.
Френсис ухмыльнулся.
– Пойду, куда денусь. А ты посматривай за этим хитроафедронным. Я слышал, его приглашают в центр Курта Вальденбраудера. Обещают повышение в лаборатории Вениамина Куроедова…
Максим вздрогнул.
– Что? Нашими разработками интересуются?.. Георгий, колись, это правда или гнусный поклеп?
– Гнусный поклеп, – ответил Георгий, – хоть и правда. Я же золотце и гений, и потому мне и предложили оклад в полтора раза выше, а главное – перспективы…
– Ну, – спросил Максим резко, – и?
Георгий сказал со вздохом:
– Нет уж, это всю жизнь свою пустить под откос.
– Верно, – сказал Максим с облегчением, – ты патриот. И тут коллектив.
Георгий отмахнулся.
– Да насрать на коллектив, где мне кофе приносят последнему, а шеф вообще зверь. Но у него фамилия Руд…
Максим спросил настороженно:
– И что?
– А там, – сказал зловещим шепотом Георгий, – завлабораториями знаешь кто? Вениамин Куроедов!
– А кто он? – спросил Максим в недоумении. – Что с ним не так?
Георгий окрысился.
– Не понимаешь? Он Ку-ро-е-дов! Представляешь, говорит на собрании: а позовите-ка Курицина… Нет, Максим Руд звучит не так пугающе. Хотя и непонятно.
За час до обеда Френсис, одурев от сложнейшей перекодировки в дээнкашной спиральке, поднял затуманенные глаза, тяжело вздохнул.
– Когда же нас обгонят железячники?.. Хочу, чтоб во мне все было неорганическое, саморемонтирующееся, без этой сложности!
– А разве в нас само не ремонтируется? – спросил Евген.
– Хочу неорганику, – протянул Френсис капризно. – Это, наверное, даже красиво…
Георгий сказал сурово:
– Работай, раб!.. А то не доживешь до Перехода.
– Зато кто-то из вас доживет, – сказал Френсис оптимистично, – а меня поднимете из праха и восстановите, такого вот красивого и нарядного.
Джордж сказал ласково:
– Френсик, мы тебя восстановим еще наряднее!