Вещий князь. Книга 6. Властелин Руси | Страница: 26

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Возьми, себе в дружину, — улучив момент, попросился Дивьян. — Не смотри, что мал, — стрелою белку в глаз бью.

— Знаю, — хохотнул Хельги. — Славы, богатства, почестей захотелось?

— Не нужны мне почести, — отрок нахмурился. — А слава и богатство — нужны. Не для себя — род возрождать буду!

— Хорошее дело, — одобрительно отозвался ярл. — Вот что, есть у меня дружина молодшая, командует ею искуснейший воин, Снорри.

— Знаю Снорри! — обрадованно воскликнул Дивьян. — К нему — пойду. Возьмет ли?

— Возьмет, куда бы он делся? — Ярл задумчиво посмотрел на отрока. — Только вот меч тебе надобно справить да доспех какой-никакой…

— У меня две серебрины есть, — похвалился Дивьян. — Ужо доспех куплю на торжище!

Хельги с Никифором засмеялись.

— Боюсь, не хватит твоих сребреников. — Встав со скамьи, ярл положил руку отроку на плечо. — Идем-ка.

— Ну, а я пока — к пристани, — поднялся с лавки Никифор. — Видал там кораблишко. Жаль, не спросил — Словуна ли?

— К Сельме загляни на дворище, — обернулся ярл. — Она рада будет.

Пройдя мимо ворот, Хельги подвел Дивьяна к большому амбару и, отвязав от пояса ключ, отпер замок:

— Входи, отроче!

Дивьян сделал шаг и замер: вдоль стен амбара, на специально сделанных полках, лежало оружие — несколько мечей в красных кожаных ножнах, короткие копья-сулицы, рогатины с длинными, заточенными с двух сторон лезвиями-навершьями, пара кривых хазарских сабель, шлемы с бармицами, войлочные подшлемники, панцири из толстой бычьей кожи, палицы, сложенные в обратку луки. На стенах висели серебристо-серые кольчуги и длинные, вытянутые книзу щиты.

— Выбирай!

— Вот из всего этого? — Дивьян не в силах был поверить. — Я заплачу… — потянувшись к кольчуге, конфузливо добавил он.

— Конечно, заплатишь, — хлопнул его по плечу ярл. — С добычи. Скоро в поход, парень.

Отрок скосил глаза, спросил шепотом:

— А куда поход-то?

— В Царьград, парень!

— В Царьград! — ахнул Дивьян. Он, конечно, слышал от Лады-чижи про богатую Империю ромеев, но, честно говоря, не очень-то верил, что существует такая на самом деле.

— Рот закрой, муха залетит, — сдерживая смех, посоветовал Хельги и потянулся к стене. — Вот тебе кольчужица, как раз, должно, налезет, вот меч — извини, с одной стороны заточен, хороший в бою добудешь, ну а шлем — потом сходишь в кузницу… вот лук со стрелами, копье… щит великоват для тебя, пока так обойдешься, все одно больше стрелами действовать будешь, ну а на стражу пошлют — щит спросишь у Лашка, не забыл такого еще?

— И Лашк здесь?

— Где ж еще быть хорошим воинам, как не в моей дружине? Ты же ведь тоже ко мне пришел, не к кому иному… Ну, ступай, чего стоишь? Младшая дружина в поле сейчас, в игрищах ратных, там их и отыщешь, из дальних ворот выйдя. Ну а заплутаешь, так спросишь — всякий покажет.

Дивьян низко поклонился:

— Благодарю тебя, княже. Так я пойду?

— Иди, иди… Отблагодаришь верною службой, — глядя вслед громыхающему железом отроку, усмехнулся ладожский ярл.


Между тем на заднем дворе стоящая у больших весов Сельма тщательно следила, как молодой тиун Найден взвешивает монеты.

— Три дирхема тяжелых, — про себя проговаривал он. — Два обычных, пяток вообще неизвестно каких — надо бы из них резаны сделать, а, госпожа?

— Делай, — кивнула Сельма. — В кузне ножницы.

— Да, так и поступлю — все удобней считать будет.

— Не откладывай, делай, а я уж тут сама посмотрю, не впервой, чай.

Поклонившись, Найден быстро собрал разнокалиберные монеты в горшок и, завернув его в плащ, направился на дальний край двора, к кузне. Проводив его взглядом, Сельма повернулась к смердам:

— Ну, давайте шкуры считать. Сколько с вас нужно?

— Полсорока и пять, госпожа.

— Хм… двадцать пять, значит. Ладно. Давайте двигайте воз во-он к тому амбару да разгружайте.

Смерды споро принялись за работу, лишь один — молодой простоволосый парень — скромно потупившись, стоял в сторонке.

— Ты чего здесь? — строго взглянула на него Сельма. Парень упал на колени:

— К тебе, матушка! На службишку пришел наняться.

— Так и нанимайся, подожди вон тиуна. Чего умеешь-то? Грамоту ведаешь?

— Малость мерекаю, госпожа, — хитро прищурился парень, вытирая слезящиеся глаза.

— Грамотеи нужны. Ряд составим — не пожалеешь, может, и до тиуна дослужишься. Чего еще знаешь? Сны толковать не умеешь ли?

— Могу, госпожа. Какой сон? Скажи — истолкую.

Вздохнув, Сельма испытующе посмотрела на парня. Обычный, ничуть не похожий на волхва-предсказателя.

— Ладьи снились, море бушующее, — тихо поведала она, — и главное — ножи и мечи окровавленные. А нож-то — мне прямо в сердце!

— То не к добру сон, матушка, — низко поклонился толкователь.

— Сама знаю, что не к добру.

Парень — Онгуз — снова протер глаза: ох, не затем посылал его волхв Малибор, чтобы тут сны толковать… хотя грех таким удобным случаем не воспользоваться.

— Ну, что молчишь? — с усмешкой переспросила Сельма.

— Сон твой не к тебе, госпожа, а к мужу твоему касанье имеет, — решительно произнес Онгуз. — Будет его точить болезнь тайная, а чтоб того не случилось, надобно тебе самой у богов милостей вымолить. Как — скажу, если спросишь. Супруг-то твой ночью из дому выходит? Во двор там, чего проверить, или на галерею…

— Пожалуй, на галерею. Там, в уголке, постоять любит, воздухом ночным подышать.

— Воздухом, значит. А когда он…

— Вижу, о снах толкуете, моя госпожа! — быстро подойдя к Сельме, склонился в полупоклоне чернявый молодой человек в длинном коричневом балахоне, подпоясанном простой веревкою.

Женщина обернулась:

— Никифор! Вот уж не гадали, не ждали. Пойдем скорей в горницу, не здесь же разговаривать будем. Ты зачем приехал-то?

— За книгами. Словун, новгородский гость, прошлым летом привезти обещал. Эй, парень, ты на пристани не был сегодня?

— Не был, — угрюмо покачал головою Онгуз и, льстиво посмотрев на Сельму, спросил:

— Так мне тиуна-то ждать, матушка?

— Жди… — кивнула та. — Ежели и впрямь грамоту знаешь, может, и возьмем тебя.

Поклонившись, Онгуз скромно отошел в сторонку и, прислонившись к ограде, принялся дожидаться тиуна.

— А я б на твоем месте не брал его, — поднимаясь в горницу, шепнул Никифор. — Взгляд уж больно виляющий да голос льстивый. Сладко поет. Говоришь, и сны он растолковывал? Поди, серебришка за это просил? Нет? Странно. Очень странно. А чего ж он тогда? Ах, не успел, видно… Ты серебра-то ему не давай, обойдется, пусть поначалу покажет, как работать умеет.