И «соглашение» пришло удивительно легко. Без малейшего колебания Тим «раскрылся» и включил себя в энергетическую систему Матери-Земли. Он почувствовал мощный ответ и едва не утонул в нахлынувшем на него океане простых, но невероятно сильных эмоций. Теперь прямо в его груди дышала целая планета, теплая, добрая, живая. Тим застонал и, кажется, перестал дышать.
Это ощущение было огромно и всеобъемлюще. В нем были одновременно все начала и все концы. Тысячу раз за доли секунды Тим родился и умер и родился вновь. Чудовищный организм, нервным центром которого стал Тимофей Костенко, был связан с каждой энергетической системой на его поверхности, от камня до человека. Ежесекундно он порождал свободную энергетику живых и неживых вещей. И ежесекундно умирал вместе с каждым своим детенышем.
Наверное, поэтому организм не был разумен. Он просто был всем, и все было им. И Тим, разумный, включившись в теплое дыхание Земли, потерял себя. Он больше не был Тимофеем Костенко. И одновременно чувствовал пульсацию своей личной ауры где-то далеко-далеко, на окраине сознания. Вокруг этой ауры сгустилась боль, она была не к месту, она раздражала, ныла, как больной зуб. Что-то с ней нужно было делать, и Тим-Земля, естественно, устранил причину боли. Он даже успел почувствовать облегчение, прежде чем его сознание вдруг схлопнулось, превратившись в маленькую аспидно-черную точечку в бескрайней тьме Вселенной.
И время остановило течение свое.
В лесу Тим оторвался от тела Ольги, поднял к небу мертвенно-бледное лицо со слепыми бельмами невидящих глаз и, разрывая голосовые связки, страшно, громко, безумно закричал.
Когда Ольга пришла в себя, она сразу поняла, что случилось. Ей приснился кошмарный сон, и она, как это часто бывает с людьми, проснулась, не пробуждаясь до конца. Всего лишь перенеслась из одного сна в другой, не страшный, а просто чуть странный, как многие сны.
В этом сне она лежала на лесной поляне и смотрела в багровое закатное небо. Было немножко трудно дышать, потому что на нее всем весом навалился Тим, который тоже спал. А еще была то ли ранняя зима, то ли поздняя осень, потому что над головой шелестели сухие желтые листья и мертвая трава на поляне была покрыта тонким слоем блестящего инея.
Ольге стало холодно, и она крепче прижалась к Тиму, но он, обычно такой уютный и теплый во сне, сейчас не грел ее. Ольга поняла, что так они замерзнут, и начала звать любимого, чтобы тот очнулся и они пошли домой, в постель, под толстое одеяло, где можно будет обняться и заснуть новым сном, в котором не будет холода, а будет только радость и любовь.
Тим просыпался долго и трудно, но ей все-таки удалось растормошить его и заставить подняться. Во сне Тим был какой-то странно бесцветный, и еще он не произносил ни слова, не издавал ни звука и все старался прикрыть глаза. Ольга почти взвалила его на себя и потащила к дому, благо до него было недалеко. Голова Тима безвольно моталась, он едва переставлял ноги, но Ольга вела его, и все получалось нормально.
На ходу она размышляла, что с Тимом, наверное, что-то случилось. Он стал очень странный, не похожий на себя. Яркий и неординарный в реальной жизни, в снах Ольги Тим обычно появлялся блестящим и сверкающим, загадочным и сказочным существом. А в этом сне даже его роскошные густые волосы, на которые Ольга часто смотрела с завистью, почему-то совсем потеряли цвет. Тим был какой-то пегий, и лицо у него было серое, и казался он на удивление слаб. Ольга подумала даже, не к беде ли этот сон, но потом вспомнила, что сны — это всего лишь необычные комбинации уже известных нам впечатлений, и успокоилась.
Идти оказалось нелегко, Ольга с трудом управляла своим телом, постоянно спотыкалась, а о Тиме и говорить было нечего. Но ей удалось-таки добраться до раскрытой настежь калитки. Сразу за ней, прямо на дорожке, ведущей к дому, лежали один на другом два незнакомых человека. По скрюченным телам и оскаленным лицам Ольга сразу поняла, что они мертвы. Она совсем не испугалась, только легкая тревога за Тима охватила ее. Она догадалась, что эти двое приходили за ее любимым, но та невидимая стража, о которой говорил Тим, остановила чужих. Ольга аккуратно обошла мертвые тела и повела Тима дальше, в глубь поросшего соснами участка, к дому.
Тим двигался как автомат, не открывая глаз, но Ольга все-таки сумела не только ввести его в дом, но и затащить на второй этаж, где они спали. Раздеть его и раздеться самой у нее уже сил не хватило, да это ведь было и не важно во сне. Все равно они проснутся под одеялом, может быть, даже обнявшись, лицом к лицу, губы в губы — такое часто с ними случалось. И она расскажет Тиму, какой ей приснился сон. Без сил Ольга упала на кровать рядом с Тимом, обняла его и почти сразу же перепрыгнула из этого сна в другой, привычный, где все было хорошо.
* * *
Первое, что Ольга увидела, проснувшись, — огромные серо-стальные глаза с длинными пушистыми ресницами, пристально разглядывавшие ее. Глаза Тима часто меняли цвет, в зависимости от освещения и настроения их хозяина они бывали окрашены в разные тона, от зеленого до светло-серого. Но такими холодными Ольга не видела их никогда. Она потянулась было, чтобы поцеловать эти глаза, и тут же отшатнулась. Ей показалось, что кошмар не кончился и она все еще спит.
— Да, родная, — сказал Тим. — Все правильно. Это я.
— Тима… — прошептала Ольга. — Ты седой…
— Не совсем, — произнес Тим безразлично. — Скажем так, на две трети.
Ольга протянула руку, но так и не нашла в себе сил коснуться его пышной шевелюры. Еще вчера мощная и темно-коричневая, теперь эта длинная грива стала пегой и безжизненной. Она не совсем потеряла цвет, но Тим был прав — каждые два волоса из трех серебрились пепельной сединой.
— Я думала, это сон… — прошептала Ольга, чувствуя, как дрожит подбородок и на глаза наворачиваются слезы.
— Нет, солнышко, — пробормотал Тим. — Это был не сон.
В отличие от Ольги, Тим оказался раздет и до самого подбородка укутан в несколько одеял. Ольга поняла, что сон действительно кончился. Тогда она уткнулась носом в подушку и заплакала.
— Ерунда, — услышала она. — Главное, что все получилось. Все получилось так, как я хотел. — Тим придвинулся к ней и обнял.
— Ш…ш-што? — выдохнула она сквозь слезы. И тогда Тим опустил руку и расстегнул пуговицу на ее джинсах. Что-то, застрявшее там, упало на кровать, Тим подобрал это и поднес к ее лицу.
— Держи, — сказал он. — На вечную память. Только не потеряй. Больше такой ни у кого нет.
На его ладони был небольшой кусочек металла.
Ольга резко перевернулась на спину. Глаза у нее высохли. Несколько секунд она смотрела на пятно крови у себя на кофточке. Потрогала осторожно маленькую дырочку с обугленными краями. Расстегнула кофточку и увидела это — розовое пятнышко под левой грудью.
— Не болит? — спросил Тим.
И тогда Ольга, забыв о том, как страшно ей показалось еще минуту назад прикасаться к этому новому, совершенно незнакомому ей человеку, бросилась ему на грудь и разрыдалась снова, уже надолго и всерьез.