— Не знаю. Для себя мне желать нечего, — ответил я, начиная отходить от перенесенного страха, — а человечество и без моей указки разберется, что ему хорошо, что плохо. И без меня на земле хватает благодетелей и героев.
— А я бы заставил царя крестьян на волю отпустить! — мечтательно, сказал он. — И запретил людей смертью казнить!
И долго бы после этого тот царь на троне просидел? — подумал я, но вслух ничего не сказал. Мы уже въезжали в сосновый бор, из-за которого, наверное, деревню и назвали Сосновкой.
Я посмотрел на Ивана, и мне показалось, что он опять какой-то не такой.
— Ты как, ничего? — спросил я.
— Тошно мне, — ответил он. — Домой хочу! И зачем я с тобой только связался!
— Останови лошадей, — попросил я.
Он натянул вожжи, и лошади послушно остановились.
— Слезай, дальше я сам буду править, — сказал я. — А ты садись в кибитку к женщинам.
Если в прошлый раз он был агрессивен, то теперь вял и послушен. Не говоря ни слова, Иван неловко сполз на дорогу и без возражений полез в возок. Я помог ему устроиться на своем прежнем месте. Барышни, не понимая, что происходит, с тревогой ждали от меня объяснений.
— У Ивана опять, — я не придумал, как им понятнее объяснить, что с ним происходит и, обошелся констатацией, — колдовство. Люба, не в службу, а в дружбу, сядь с ним рядом и обними, может это ему поможет.
— Еще чего! — возмутилась девушка. — Ты за кого меня принимаешь!
— Как хочешь, но ты бы нам этим помогла. Я ведь даже не знаю, в какой избе живет староста, а Иван, сама посмотри, ничего не соображает.
— Ну, что я вам сделал плохого, за что вы меня мучаете? — со слезой в голосе спросил солдат.
— Видишь? — спросил я портниху. — Ему кажется, что мы его обижаем.
— Бедненький, ему очень плохо? — сердобольно, спросила она. — Иди ко мне я тебя пожалею!
Мужик от жалости к себе заплакал и подчинился.
Я не знал, поможет ли то, что я придумал, но ничего другого в голову не пришло. То, что Иван запал на портниху было ясно с первой их встречи в моей комнате, и если мне удавалось любовными отношениями выводить из гипноза Машу, почему было не попробовать то же сделать и с ним.
— Давай немного погуляем, — предложил я княжне. — Пусть они побудут вдвоем.
С Маши уже давно слетел весь задор, и сама была в не меньшем напряжении, чем я, так что уговаривать ее не пришлось. Я помог ей выбраться из кибитки наружу, и мы отошли в сторону.
— Ты как себя чувствуешь? — спросил я, в опасении, что и с ней сейчас начнется нечто подобное, а меня еще на одну «профилактику» просто не хватит.
— Не знаю, — ответила она, — кажется, как всегда.
— Если что-нибудь почувствуешь, то сразу говори, — попросил я, без особой надежды на успех.
— Ой, а что они там делают? — спросила она, с тревогой посмотрев на качающийся на рессорах экипаж.
— Не знаю, — прикинулся я наивным мальчиком, — наверное, балуются. Холодно стоять на месте, давай пройдемся, заодно посмотрим, что это за деревня.
Маша покосилась на кибитку, из которой раздавались странные звуки, ничем не похожие на членораздельную речь и согласилась. Я взял ее под руку, и мы пошли вперед по белой, еще не разъезженной дороге.
— Как красиво, — сказала княжна. — Когда смотришь на наш величественный ландшафт, удивляешься, как некоторые люди, любуясь таким совершенством, могут совершать скверные поступки!
Фраза у нее получилась книжной и немного высокопарной, но кругом и, правда, была такая величественная красота, что я не мог с ней не согласиться.
— Думаю, они просто не смотрят по сторонам, — ответил я. — Тем более что у каждого свое представлении о красоте.
Мы миновали застывший в безмолвии сосновый лес и увидели заснеженные крыши деревенских изб. Деревенька казалась сказочной. Была она совсем крохотной и тянулась она змейкой, повторяя двойной изгиб дороги.
— Почему здесь такая извилистая дорога? — спросила Маша, как и я, отметив эту странность.
— Наверное, просто, повторяет изгиб реки, — предположил я. — Вон идет какой-то человек, сейчас у него и спросим.
— Странно, что он здесь делает в такое позднее время?
Вообще-то еще было совсем не поздно, часов девять вечера, но, тем не менее, не совсем подходящее время для прогулок за сельской околицей.
— Кажется это не мужик, — добавила она, замедляя шаг. — Что ему здесь нужно так поздно?
Я на всякий случай тронул рукой рукоять сабли и засунутый за пояс пистолет и крепче прижал к своему боку руку девушки.
Действительно встречный человек выбрал странное время и место для прогулки.
Между тем он приблизился и мы смогли его рассмотреть. То, что это не крестьянин стало видно совершенно отчетливо. Одет он был в длиннополую шубу, голову покрывала мохнатая меховая шапка.
— Наверное, какой-нибудь проезжий купец, — по платью определила княжна.
— Боюсь, ты ошибаешься, кажется это наш давешний исчезнувший знакомый, — тихо сказал я.
— Это тот чиновник из имения Кологривовых? Кажется, его зовут Сергеем Петровичем? Интересно, что он тут делает. Он ведь говорил, что наше имение сгорело, и его туда отправили на следствие…
О смерти родителей она, как и прежде, не помянула ни одним словом. Мне место прогулки несимпатичного типа показалось очень интересным. Я для себя уже связал его с князем Урусовым и то, что Сергей Петрович оказался здесь меня не удивило.
— Точно, он! — тихо сказала Маша, когда между нами осталось метров двадцать.
— Ну, теперь держись! — прошептал я. — Это посланец твоего брата.
— Кого я вижу, княжна, господин Крылов, какими судьбами! — воскликнул старый знакомец своим неопределенным голосом.
Мы с Машей не ответили на приветствие, ждали что Сергей Петрович скажет еще.
— Я вижу, вы мне совсем не рады, — он улыбнулся. В лунном свете блеснули его зубы, но скрытых под надвинутой на лоб шапкой глаз я не увидел, и улыбка больше напомнила оскал. Впрочем, у людей его типа даже сильные страсти почему-то всегда выглядят стертыми и ничтожными.
— Вы прошлой ночью так внезапно исчезли, — ответил я за нас обоих, — что мы сочли себя оскорбленными.
— Прошлой ночью! — засмеялся он. — А признайтесь, я вам всем доставил много удовольствия. Редко кому выпадает счастье умереть от любви!
— Пусть вас это не беспокоит, никто в доме не умер, все благополучно завершилось, так же как и началось, — ответил я такой же двусмысленностью.
— Правда?! — кажется, искренне удивился он. — А вы меня не морочите?
— Ну, мы же, как видите, живы, — вмешалась в разговор княжна.