Ни о какой Марии Алексеевне я не ведал ни сном, ни духом, потому ответил так, как положено юродивому:
— Если у нее ко мне дело, то пусть сама придет. Да не просто, а боса! А я не холоп, что бы выполнять ее приказы.
От такого дерзкого ответа мужики просто онемели, не понимая, как кто-то может отказывать их госпоже. Постояв, они переглянулись, явно не зная, что говорить дальше, потом тот, что был в красном кафтане, откашлялся и, поменяв тон с приказного, на ласковый, попросил:
— Давай выйдем во двор, там и поговорим.
— О чем мне с вами разговаривать? Я вас сюда не звал, вошли вы без спроса, как положено не поклонились, так что и разговора у нас с вами не будет. Так и передайте вашей Марии Алексеевне.
Какое-то время они молча переглядывались. Скорее всего, я не соответствовал их представлению об юродивых или, что более вероятно, людей с оружием всегда удивляет строптивость безоружных. Кончилась игра в молчанку тем, что более шустрый и сообразительный, попробовал взять меня на подначку:
— Что боишься что ли с нам выйти? — спросил красный, презрительно ухмыляясь.
— Боюсь, — чистосердечно признался я, — вон вы, какие орлы!
— Это само собой, нам палец в рот не клади! — подтвердил второй, чем заслужил гневный взгляд товарища и смутившись, замолчал.
— Так не выйдешь? — снова спросил тот. — Марья Алексеевна тебя за то не похвалит!
— Ну, почему же не выйти, выйду, — прекращая бессмысленный спор, неожиданно для них согласился я. Тем более что в этот момент в голову пришла неплохая, на мой взгляд, идея, как решить все свои здешние проблемы.
— Так пошли! — обрадовался красный.
— Пошли!
Мы вышли наружу.
Моя «охрана» сбившись в кучку, обсуждала явление незваных гостей. Увидев нас, крестьяне, как по команде, замолчали.
— Ну, вышел, дальше что? — спросил я, рассматривая лошадей посланников таинственной барыни, Они были примерно одного класса, но одна по виду все-таки казалась немного лучше другой.
— Теперь поедешь с нами, — разом теряя толерантность, приказал красный.
— Не поеду, — твердо ответил я, — мне и здесь хорошо!
— Божьему человеку отсюда ни ногой, батюшка так велел, — вмешался в разговор один из крестьян.
Желтый, удивленно посмотрел на обнаглевшего смерда, подошел к нему вплотную и вдруг, неожиданно для всех, ударил кулаком в лицо. Крестьянин вскрикнул, отшатнулся, и отступил, пятясь задом и прижимая руку к разбитым губам.
— Ты чего дерешься? — обиженно крикнул он с почтительного расстояния, вытаскивая изо рта выбитый зуб. — Так разве можно?
Гости переглянулись и рассмеялись. Потом перестали обращать внимание на крестьян и сосредоточились на мне.
— Ну, что видел? Теперь поедешь или тоже хочешь получить?
— Хочу, — ответил я.
— Чего?
— Что слышал.
Такая наглость не могла остаться безнаказанной. Желтый двинулся ко мне со сжатыми кулаками. Я спокойно ждал на месте когда он подойдет. Нормально драться в эту эпоху еще не умели. Бились по принципу, развернись плечо, размахнись рука. Если попасть под такой удар, то мало не покажется. Только зачем под него попадать?
Кулак просвистел мимо моей отклонившейся головы, а вот мой попал точно в то же место, куда желтый ударил крестьянина. Костяшки пальцев пронзила боль, желтый же, взвыл и схватился за лицо.
— Ты, что делаешь, — невнятно закричал он, пытаясь вытащить саблю, — да я не посмотрю, что ты юродивый, я тебя…
Я не стал дожидаться, пока он до конца обнажит оружие, подбежал к своим ошарашенным охранникам и у одного из них выхватил вилы.
Теперь можно было и понаблюдать, что будут дальше делать посланники Марьи Алексеевны. На мое счастье соображали они не очень быстро. Пока желтый, на чем свет стоит, проклинал меня, одной рукой размахивая саблей, а другой, вытаскивая изо рта выбитые зубы, его товарищ чесал, как говорится, репу. Лезть на вилы у него желания не было. Не знаю, походил ли я на голого гладиатора с трезубцем, но, думаю, вид был достаточно грозный, потому что и пострадавший, в конце концов вложил саблю в ножны.
— Надеюсь, вопросов у вас больше нет? — спросил я.
— Поехали к Марье Алексеевне, божий человек, — просительно сказал красный. — Ублажи ее, и она тебя, как только хочешь, уважит!
Предложение в свете моей последней ипостаси прозвучало так двусмысленно, что я чуть не засмеялся.
— Сколько лет вашей хозяйке? — на всякий случай уточнил я.
— Да кто ее знает, мы ее лета не мерили, однако пребывает в достойных годах, — ответил красный, явно не понимая, куда я клоню.
— Тогда сами ее и ублажайте, а мне и девушек хватит, — нагло ответил я.
Мужик, наконец, понял, что сморозил, и замахал на меня руками:
— Господь с тобой, чего ты такое говоришь, и думать о таком не моги, барыня, по богоугодному делу старается, не то, что эти, — он презрительно мотнул головой на высыпавших из избы девушек.
Пока мы разговаривали, появился запыхавшийся отец Константин. Увидев разодетых в цветное платье холопов, он смутился, но подошел. Те сделали вид, что священника не замечают и даже не поздоровались. Это было уже запредельным хамством. Отец Константин, увидев окровавленного крестьянина, битого желтого холопа и меня в позе гладиатора, перекрестился и спросил, что случилось. Только теперь «заметив» батюшку, красный небрежно ему кивнул и строго сказал, что Марья Алексеевна требует меня к себе, а я ехать отказываюсь. Кажется, в отличие от меня священник знал, о ком тот говорит, и подобострастно склонился, Видимо барыня и впрямь была очень крутая, если даже имени ее так испугался представитель второй власти.
— Что делать, — торопливо сказал он, — раз Марья Алексеевна зовет, значит надо ехать. Кто же ей посмеет отказать!
— Я посмею, — вмешался в разговор я. — Мне она не нужна, а если у нее во мне нужда, то пусть сама придет и поклонится!
— Марья Алексеевна поклонится? — с ужасом спросил поп. — Да как ты…! Ты, божий человек, говори да не заговаривайся! Марья Алексеевна!!
— Все, вы можете ехать, — отпустил я холопов.
Красный умоляюще посмотрел на попа, тот понял и обратился ко мне:
— Надо бы тебе, божий человек, такую женщину уважить! Как же так, Сама просит, а ты упрямишься! Святая женщина, чистая душа! Она на свое попечение обещала все церковные иконы серебром одеть! Вот какая наша Марья Алексеевна!
Стало понятно, отчего так лебезит поп, спонсоров нужно уважать, даже если на карту поставлена судьба зачатия нового Спасителя.
— Хорошо, — неохотно согласился я, — съезжу, посмотрю на вашу святую!
Холопы просияли. Красный, не теряя времени, вскочил в седло облюбованной мною лошади и без прежнего почтения спросил: