— Ты никак Мишкину одежду забрал? — осуждающе спросил мужик с саблей.
— Да, — подтвердил я, — она ему все равно не понадобится.
— Так будет не по справедливости! — вмешался помещик. — По справедливости нужно ее поделить. Тебе, скажем, сапоги, а мне все остальное!
— Я вам оставляю сапоги и пищаль, она дорого стоит, за это ты, — сказал я барину, — по человечески похоронишь разбойника.
Помещика такой расклад не удовлетворил, он попробовал его оспорить, но я, не вступая в спор сел в седло. Времени на пререкания у меня уже не оставалось, нужно было ехать дальше.
Помещика такое неуважение возмутило, и он попытался помешать мне уехать, схватился за уздечку. Пришлось оттолкнуть его ногой. Барин от неожиданности упал, после чего не вставая, принялся меня проклинать и корить мздоимством. Почему именно мздоимством, я так и не узнал, тронул бока лошади коленями, и она не спеша, затрусила по дороге. Однако оказалось, что так просто нам разойтись не суждено. Не отъехал я и трехсот метров, как сзади грохнул выстрел, и мой конь пронзительно заржал и встал на дыбы, грозя опрокинуться на спину. Я не ожидал ничего подобного и едва не вылетел из седла. Хорошо еще успел вытащить ноги из стремян, и соскользнул на землю по крупу, иначе вполне мог запутаться и грохнуться головой о землю. Спрыгивая с коня я не удержался на ногах, упал и больно стукнулся о дорогу. Проклиная помещика, я встал на ноги и разглядел в вечерних сумерках белое пороховое облачко.
Мой конь ускакал вперед по дороге, а я остался на месте и смотрел, как ко мне бегут недавние знакомые. Было похоже на то, что они меня попытались застрелить из пищали, но промазали и попали в лошадь.
Никакого страха перед набегающим воинством у меня не было, напротив я так рассвирепел, что сам пошел им навстречу. Впереди всех, смешно припадая на обе ноги, несся сам барин, крестьяне-разбойники следовали за ним в нескольких шагах, благоразумно не забегая вперед. За мужчинами, путаясь в длинных сарафанах, бежали обе женщины, жена и дочь помещика, а индифферентные слуги шли пешком, сильно отставая от ударной группы. Чем ближе мы сходились, тем медленнее развивалась атака. Когда до меня осталось шагов двадцать, помещик остановился и, грозно размахивая саблей, истерично закричал:
— Отдавай камзол, а то зарублю!
Не отвечая, я шел прямо на него. Когда мы сблизились, он не бросился меня рубить, а начал пятиться. Я был так зол, что вытащил саблю и шел прямо на него, собираясь зарубить неблагодарного негодяя. Он тут же начал отступать и теперь не кричал, а просительно бормотал:
— Отдай камзол, отдай камзол!
— Зачем он тебе понадобился, у тебя скоро будет деревянный! — сказал я, замахиваясь на него саблей. На что барин отреагировал мгновенно, бросил оружие и повалился на колени. Сзади пронзительно закричали женщины. Все, как говорится, смешалось в доме Облонских.
Убивать коленопреклоненного мерзавца у меня не поднялась рука, он это почувствовал и тотчас начал наглеть. В чем проявилось удивительное свойство подобных людей. Меня всегда поражает, что с ними невозможно ни о чем договориться. Даже если они случайно попадут в рай, то первым делом начнут выторговывать себе особые привилегии. Понятие чести, благородства, благодарности для них просто не существуют. Главное для них собственное удобство и выгода.
— Ты зачем, скотина, в меня стрелял? — закричал я, не слушая стенаний по поводу кафтана.
— Отдай камзол, он мой по праву, пожалей меня, добрый человек, я столько претерпел зла! Женой и дочкой молю, отдай камзол, и Господь тебя наградит!
Я мельком оглядел свою обновку. Бархатный камзол, конечно, когда-то был богатым, но теперь сильно заношен, да еще прожжен в нескольких местах, Было непонятно, почему он вдруг вызвал такой ажиотаж.
— Я тебя спрашиваю, зачем ты в меня стрелял? — повторил я.
— Отдай камзол, ну, отдай, ну, что тебе стоит! Зачем он тебе сдался! Хочешь, я тебе за него свою дочь замуж отдам, делай с ней все что хочешь! — запричитал он, умоляюще глядя на меня своими заплывшими красными глазами.
Грешен, не удержался и на дочь-таки посмотрел. Девушка была, безусловно, по-своему хороша и, что самое ценное, удивительно похожа на папу, только что пока не такая мордастая. Однако ничего такого делать с ней я бы не рискнул.
— Ты знаешь, негодяй, что ранил мою лошадь! — так и не ответив, на лестное предложение обмена, продолжил я гнуть свою линию.
— Ничего с ней не случилось, вон она сама сюда идет! — сказал один из крестьян.
Я не купился и назад не обернулся. Однако за моей спиной действительно тяжело вздохнула лошадь.
— Ну, смотри! — предупредил я на всякий случай помещика и отступил, так, чтобы видеть коня. — Если ранил, головой ответишь!
Однако с лошадью оказалось все в порядке. Скорее всего, ее просто испугал звук выстрела.
— Ну, скажи, зачем тебе этот камзол? — принялся за старое помещик.
— А тебе? — спросил я.
— Это, это, — засуетился он и тут же начал вдохновенно врать, — это камзол моего покойного батюшки, больше после него ничего не осталось! Не ради себя прошу, ради деток малых!
На это мне просто нечего было ответить. Я и не стал, плюнул, сел в седло и ускакал. Сзади вслед мне еще долго что-то кричали, но такого веского аргумента как выстрела из пищали у барина не осталось и я не остановился.
Между тем, уже окончательно стемнело, потому останавливаться и разбираться с вожделенным камзолом я не стал, оставил дело до утра. Пока главным было найти место для ночлега и вкусить насущного хлеба, за который мне нечем было заплатить. Денег в карманах не нашлось, покойный держал в них только порох и куски рубленного свинца для пищали. Я пожалел, что их выбросил, в крайнем случае можно было рассчитаться за еду и ночлег боеприпасами.
Скоро я въехал в большое богатое село с двумя церквями, но останавливаться в нем не стал, решил приискать что-нибудь более скромное и уединенное. Лошадь после нервной встряски, взбодрилась и теперь трусила легкой рысью. В толстом камзоле с подкладкой было тепло. Короче говоря, жизнь постепенно наладилась.
После села, которое я миновал не останавливаясь, дорога сузилась. Вскоре она пошла под уклон и уперлась в реку, через которую не оказалось моста. Ночью лезть в воду, не зная броду, я не рискнул и решил переждать на берегу до утра. Место здесь было симпатичное, берег зарос высокой травой, так что и лошади было чем подкрепиться и мне на чем лежать.
Только что я расседлал своего безымянного коня, и пустил его пастись, как ко мне вниз, скрипя несмазанными осями, съехала крестьянская телега. Время было неспокойное, и сначала я насторожился. Но в повозке оказался всего один ездовой, который сам испугался, когда я встал ему навстречу.
Мы поздоровались, и он успокоился.
— Ты что здесь ночевать собрался? — спросил он, увидев пасущуюся лошадь. — На той стороне деревня, там бы и переночевал.