— Не может этого быть! — сердито сказал Прохоров. — Нас никак не могли выследить. Я сам за этим смотрел!
Фрол опять, что-то промычал и в разговор вмешался Кузьма:
— Он говорит, что это наш хозяин-чухонец.
Я сразу успокоилась. Кажется, пока все складывалось удачно. Мы молча наблюдали, как к берегу не спеша, идет наш недавний знакомец. Прохоров с Воронцовым заметно напряглись и машинально потянулись руками к оружию. Приблизившись, чухонец снял шапку и поклонился.
— Если госпота еще хотеть ночевать мой том, моя жена вас накормить, мне нушна отна рупля, — сказал он.
Все дружно рассмеялись. Чухонец не понял причину веселья и на всякий случай, еще раз вежливо поклонился.
— Хорошо, пойдем, отведаем ужин его жены, — решил за всех Прохоров, — здесь слишком сыро.
Мы гуськом направились вслед за жителем финских хладных скал. Миша оказался возле меня и незаметно взял за руку.
— Зачем вы пришли, это же опасно, — с упреком сказала я, отвечая на его нежное пожатие.
— Девиз нашего рода «Semperimmotafides», — ответил он, и сразу же перевел по-русски, — «Верность всегда непоколебимая», я не мог бросить тебя на произвол судьбы!
За высокопарными словами было столько нежности, что я от избытка чувств прижалась к нему плечом. Чем он, как на его месте поступил бы любой мужчина, тотчас попытался воспользоваться. Пришлось из благоразумия и приличия от него отстраниться. Вскоре мы дошли до места.
В чухонской избе чадила сальная свеча, распространяя противный рыбный запах. Меня сразу начало тошнить. Голодные мужчины сразу же сели за стол, а я извинилась и вышла на воздух. Вслед за мной на улицу вышел Миша.
— Что с вами, Алекс? — встревожено спросил он.
— Все в порядке, — ответила я, — в избе мне стало душно.
— Теперь я, наконец, свободен и смогу сам отвезти вас в монастырь, — сказал он, пытаясь меня обнять. — В Парголово нас ждет карета. Я вчерашней ночью, не застав вас у Барановых, чуть не сошел с ума от беспокойства. Как вам удалось бежать?
— Просто. Услышала, что приехали чужие люди, выбралась в окно и подслушала их разговор. Как там Николай Иванович, не умер от страха?
— Нет, слава богу, жив, здоров, только теперь считает, что против него устроили правительственный заговор. Вы скучали без меня?
— Да, конечно, очень скучала, — ответила я, подумав при этом, что мне только и было дела, убегая от полиции по кому-то скучать! Особенно когда ночью переходила вброд реку, не умея толком плавать.
— А что это с вами за люди? — спросил он и ревниво добавил. — Они вас не обидели?
— Хорошие люди, — ответила я. — Тот, что вас сюда привел, пострадал от помещика, а второго изувечили в плену турки. Теперь оба бродяжничают. Я очень хочу им помочь.
— Давайте возьмем их с собой, — предложил он.
— Куда, в женский монастырь? Я их лучше отправлю в свое имение.
— А я очень соскучился без вас, — грустно сказал Миша, однако в подтверждении своих слов, ничего сделать не успел, к нам вышел Прохоров и он был вынужден убрать руки.
— Сумерничаете, молодые люди? — с улыбкой спросил статский советник. — А я, пожалуй, вернусь восвояси. Уже поздно, а у меня еще много дел. Счастливого вам пути.
— Вы еще не смогли узнать, кто меня хочет убить? — спросила я.
— Кто, мне было понятно с самого начала, — ответил он. — А вот почему, я по-прежнему не знаю. Возможно, дело в вашем происхождении или в вас самой. Но в любом случае, будьте крайне осторожны. Боюсь, что попытки еще не кончились.
— С убийцами я уж как-нибудь справлюсь! — решительно сказал Воронцов.
— Потому я и желаю вам удачи, — серьезно сказал полицейский и коротко поклонившись, ушел.
— Нам тоже нужно собираться, — дождавшись, когда тот скроется во тьме, сказал Миша. — До Парголова отсюда не меньше десяти верст. Дай бог, нам добраться туда до рассвета. Вам уже стало лучше?
— Да, все хорошо, можно идти.
До Москвы мы добрались безо всяких происшествий всего за десять дней. Карета у Миши была просторная, лошади хорошие и в день удавалось проезжать по шестьдесят верст! Мои «душегубы» одетые в лакейские ливреи ехали на запятках и ни у кого не вызывали ни вопросов ни подозрений. Я по-прежнему оставалась в мужском платье и два благородных молодых человека, путешествующие по семейным делам из одной столицы в другую, не привлекли ничьего злокозненного внимания.
Конечно, проводить наедине все дни и ночи с влюбленным молодым человеком в моем положении было не очень удобно. Правда, сначала меня забавлял любовный пыл юного графа, но потом начал утомлять. Последние два дня пути я сказалась больной, чтобы умерить его непомерную страстность.
Наверное, почти все мужчины такого юного возраста, как Миша, наедине с женщинами думают только об одном. Однако заниматься этим одним в быстро едущей карете, да еще на разбитых отечественных дорогах оказалось не самым приятным времяпровождением.
— Миша, ну, пожалуйста, будьте хоть немного благоразумны, — уговаривала я своего спутника, — оставьте хоть немного любовного пыла своей будущей жене!
— Я никогда не женюсь и никого не полюблю кроме вас! — горячо возражал он. — Алекс, вы сами посудите, нас с вами не просто так свела судьба, мы созданы друг для друга!
— Полноте, — смеялась я, — вы же знаете, что я ношу под сердцем ребенка другого человека, а у вас еще все впереди, и блестящая карьера, и новая большая любовь!
— Никогда! Я всегда буду верен только вам! — клялся он, на что я не могла не улыбаться.
Моим сомнениям в его вечной любви и верности была простая причина. Я долго копалась в памяти своего мужа и немало узнала о будущей судьбе моего юного любовника.
Оказалось, что Алеша откуда-то знал, что Миша не только сделается генералом-фельдмаршалом и светлейшим князем, но и женится на внучатой племяннице Потемкина, дочери великого польского коронного гетмана Ксаверя Браницкого. Скоро я поняла, что именно этот брак и заставит образованных русских людей долго помнить моего Мишу. Судьба через двадцать с небольшим лет сведет Михаила Семеновича Воронцова и его жену Елизавету Ксаверьевну с великим русским поэтом Александром Сергеевичем Пушкиным. Встреча не для всех окажется счастливой, и молодой повеса прославит им же обманутого графа Воронцова злой эпиграммой:
Полу-милорд, полу-купец.
Полу-мудрец, полу-невежда,
Полу-подлец, но есть надежа,
Что станет полным наконец.
Когда, неожиданно, у меня в памяти всплыла эта злая шалость русского гения, я захохотала, как безумная. Миша удивился такой неожиданной веселости, оставил в покое мои груди, оглядел себя и даже выглянул в окно, пытаясь понять, что меня так рассмешило.