— А потому, что гости интересуются, чем вы тут наверху занимаетесь…
— Даже в день моей свадьбы? — прервала его пораженная Джоан.
— Вы показались всем слишком уж занятыми друг другом, — резко возразил он. — Мои друзья и коллеги нашли ваше поведение неподобающим. И тут я должен согласиться с ними.
Джоан густо покраснела. Она узнала этих журналистов, размещавшихся некогда в том самом африканском лагере для беженцев. Они наверняка знали о ее интимных отношениях с Бруно — тот не делал из этого тайны. И друзья Харви, по всей видимости, решили, что она вообще не прочь весело провести время с любым мужчиной.
— Ясно! — с горечью пробормотала Джоан, Неужели последствия совершенной ошибки будут преследовать ее всю жизнь? — Теперь мне, значит, нельзя даже обняться с другом! Ты должен был осудить грязные мысли этих людей, а не меня!
— Я должен был подняться сюда, чтобы не допустить распространения сплетен. С меня хватит грязных слухов, Джоан! — сказал он с плохо скрываемой яростью, и это резануло ее словно ножом. — Мы договорились о том, что ты не просто будешь соблюдать условия нашего соглашения, но и должна казаться выше всяких подозрений. Иначе пеняй на себя!
Она не верила своим ушам: человек, которого она знала, заботливый, доброжелательный, спасший ее от кошмара, на ее глазах совершивший так много добрых поступков, исчез. Может быть, настоящий Харви Риордан — подозрительный ревнивец, полагающий, что она должна быть благодарна ему только за то, что он спас ее ребенка от позора незаконного рождения?
Джоан вспомнила подвал в Ливане, где Харви устроил импровизированную вечеринку для нескольких женщин, желая отвлечь их от невеселых мыслей. Он тогда сыграл им на пианино, прекрасно, завораживающе, заставляя всех их плакать. А потом протанцевал со всеми по очереди, а она, смеясь, аккомпанировала им одним пальцем.
Вспомнила Джоан и о том, как он набросился на мужчин, пытавшихся отобрать мешок с зерном у беззащитной женщины. Но это только напомнило ей о том, каким он может быть в экстремальной ситуации, но не в обыденной жизни.
— Что с тобой случилось? — с горечью спросила она. — До сих пор у нас с тобой все шло так хорошо. — Только теперь Джоан ясно поняла, как много значило для нее обещание его дружбы. Без этого свадьба оказалась бы невозможной. — Харви, — нежно, с мольбой в дрожащем голосе попросила она, — оставайся самим собой, пожалуйста. Не начинай вести себя на манер ревнивого любовника…
Он так резко поднял голову, что его черные кудри взметнулись вверх.
— О чем ты, черт побери, толкуешь? — требовательно спросил он. — Разумеется, я не ревную! Но мне меньше всего на свете хочется, чтобы по поводу отношений моей жены и Патрика Толбота ходили грязные слухи.
Сильной рукой он взял Джоан за подбородок и поднял ее голову вверх. Ее словно опалило жаром.
Боясь, что глаза выдадут ее смятение, Джоан смущенно опустила ресницы. Теплое дыхание Харви заставляло трепетать оставшиеся на нежных округлостях грудей лепестки.
И вдруг, к ее ужасу, напряжение, возникшее внизу живота, напомнило ей, что значит быть рядом с мужчиной и желать его. Отогнав эту мысль, Джоан прислонилась в балюстраде галереи.
— Я вовсе не так уж неразборчива в знакомствах. У тебя нет оснований волноваться за будущее, — сказала она умоляющим тоном, страстно желая, чтобы он поверил ей. — А Бруно… Просто в то время я была на грани срыва. Никогда еще я не видела столько оставшихся без родителей детей, и это опустошало меня и физически и морально. — Она закусила губу. — Когда умерла моя мама, я тоже ощутила себя одинокой и никому не нужной. Но это все в прошлом. И я не собираюсь повторять ошибку.
— Так ли это? Быть может, ты эмоционально возбудима по своей природе. В тебе есть что-то непонятное. — Он с сомнением посмотрел на нее. — Иногда ты производишь впечатление совершенной невинности, а иногда…
От подобного откровенного намека Джоан охнула и похолодела.
— Ты меня обвиняешь?
— Нет. Но натура берет свое. Свои потребности не скроешь. Они не проявляются сразу, но рано или поздно обнаруживают себя. Ты не справилась с ними и…
— Я… что ты сказал?
— Извини, — отрывисто произнес он. — Мне не стоило говорить об этом.
Сердце Джоан, казалось, превратилось в кусок льда: он что-то знал про нее.
— Не увиливай, что ты хотел этим сказать?
Последовала долгая пауза.
— Хорошо. Может быть, тогда тебе станут понятны некоторые мои сомнения, — наконец недовольно проворчал он. — В лагере у тебя сложилась определенная репутация — скрытной и чувственной женщины. Бруно много сплетничал о тебе.
— О нет! — простонала она.
— Я всегда уходил, когда он начинал эти разговоры. Но однажды мы оказались рядом в машине конвоя и было невозможно остановить его излияния. Извини меня, — добавил он, заметив, какое впечатление произвели на Джоан его слова. — Ты сама спросила об этом.
Она закрыла лицо ладонями, изо всех сил пытаясь сохранить самообладание. Тело дрожало, как лист на ветру. Страшно было подумать о том, что весь лагерь обсуждал ее достоинства в постели!
— Уходи! Оставь меня одну! — пробормотала она, чувствуя, что вот-вот упадет в обморок.
— Нет. Сперва мы должны будем сыграть небольшую сцену.
— Сцену? — потрясенно переспросила она.
— Я поспешил сюда наверх, прервав фразу на середине, — сообщил он. — Мои собеседники наверняка догадались почему. Несколько минут я пытался привлечь ваше с Патриком внимание взглядами, надеялся, что ты поймешь предостережение. Однако напрасно. Поэтому все, кого это интересует, должны увидеть, что ты убедила меня в том, что между вами ничего нет. И, жалея о том, что причинила мне такое беспокойство, просишь у меня прощения, обняв и поцеловав меня.
Она словно окаменела и, взглянув на чувственные губы Харви, начала пятиться назад, пока не уперлась спиной в стену.
— Но нам совсем не обязательно целоваться. — У нее перехватило дыхание, и Джоан вынуждена была на мгновение прерваться. — Почему бы просто не спуститься в зал, идя под руку и улыбаясь друг другу? — с надеждой в голосе спросила она.
Подобная боязнь заставила его иронически поднять бровь.
— Этого будет недостаточно. Нужно нечто более определенное и интимное.
— Интимное? — еле выговорила она.
Борясь с тошнотой, Джоан постаралась выдавить из себя улыбку. В его глазах мелькнуло раздражение.
— Если ты не собираешься принимать этого всерьез…
Улыбка сползла с ее лица.
— Да нет, это серьезно. Именно поэтому мне трудно сохранять беззаботный вид. Кроме того, я не люблю принуждения! — с вызовом пробормотала она.
— Я тоже. Но иногда это необходимо, — лаконично возразил Харви. — Я загорожу тебя, они будут видеть только мою спину.