— Как скажешь. Но не упрекай меня, когда люди будут показывать на тебя пальцем! Видишь на столе листок бумаги со стишком?
Я подошла к неприлично дорогому письменному столу и увидела на драгоценном полированном дереве белый листок бумаги.
— Да, вижу.
— Чудесно! Попробуй прочесть и постараться понять, какого черта все это значит. Лично я в поэзии никогда не секла. По-моему, стихи — это дерьмо пополам с розовыми соплями!
Последние слова она произнесла с таким смаком, что я невольно вздохнула. Ладно, бедняжке просто необходимо было выпустить пар.
Перестав реагировать на расстроенную Афродиту, я уставилась на стихотворение. Стоило мне пробежать глазами по строчкам, как у меня все похолодело, а руки покрылись гусиной кожей, точно на меня дохнуло ледяным ветром.
— Это ты написала?
— Ага, сейчас! Я похожа на малахольную? Да я в детстве даже доктора Сьюза [6] не переваривала! Черта с два я это написала!
— Афродита, я не спрашиваю, ты ли это сочинила! Я спросила, ты ли записала это на листе?
— Совсем затупила? А кто, по-твоему, должен был его записать? Малефуся, слава Никя, писать не умеет! Да, Зои. Это я записала стишок, который прочла в своем жутком, мерзком, долбаном, дерьмовом видении. Нет, я его не сочинила, а просто записала по памяти. Довольна?
Я посмотрела на нее и с раздражением покачала головой. Афродита раскинулась на дизайнерских подушках своей дорогущей антикварной кровати с пологом, одной рукой прижимая к лицу вышитое золотом влажное полотенце, а другой гладя чудовищную белую кошку, и выглядела как настоящая тысячепроцентная гламурная стерва!
— Знаешь, если задушу тебя твоей собственной подушкой, никто по тебе даже скучать не оудет! Пока тебя хватятся, твоя уродская кошка слопает тебя вместе со всеми изобличающими меня уликами.
— Во-первых и во-вторых, Малефисент меня не съест. Скорее, сожрет тебя, если будешь меня бесить. В-третьих, по мне будет скучать Дарий. И еще как. В-четвертых, прочти, наконец, этот дебильный стишок и объясни, почему из-за него мне так хреново.
— Но это же ты у нас Ясновидящая Красотка! Тебе и флаг в руки… — Я снова опустила глаза на стихотворение. Почему этот почерк кажется мне таким странным?
— Зои, ты безнадежная тупица. «Ясновидящая» происходит от слов «ясно» и «видеть». Объяснять — это не мое дело. Я лишь убийственно прекрасный оракул, а вот ты у нас — без пяти минут верховная жрица. Так что давай, подруга, вперед!
— Ладно, черт с тобой! Давай прочту вслух. Иногда это помогает понять смысл стихотворения.
— Да плевать, главное, объясни, в чем суть. Я откашлялась и начала читать:
Древний владыка до времени сном околдован,
Но, когда раной кровавой будет Земля пронзена,
Чары царицы Тси-Сгили разрушат оковы,
Пролитой кровью размоет могилу она.
Будет рукой мертвеца вызван к жизни великий властитель,
Солнце затмит он неистовой жуткой красой.
Поступью грозной на трон вознесется правитель,
Женщины вновь покорятся власти его роковой.
Сладкая песня Калоны будет нам вечно звучать,
С сердцем холодным мы будем во имя него убивать. [7]
Закончив, я надолго замолчала, пытаясь понять смысл стихотворения, а главное, почему оно вселяет в меня такой ужас.
— Гадость, правда? — простонала Афродита. — Уж лучше розовые сопли и кретиническая любовь до гроба!
— Это точно. Ладно, давай подумаем. Что значит «Земля» с большой буквы и как у нее может быть кровавая рана? И откуда столько крови, чтобы размыть какую-то там могилу?
— Откуда я знаю?
— Хм… — Я задумчиво пожевала губу. — Когда кого-то убивают, и кровь льется на землю, то кажется, будто сама земля кровоточит. Верно? Может быть, кого-нибудь добьют на земле, будто ранят саму землю? И крови будет так много, что она пропитает все кругом?
— Помнишь, когда убили профессора Нолан и проткнули ей грудь колом? — в голосе Афродиты не осталось и следа привычного высокомерия. Я знала, что ее до сих пор мучает это ужасное воспоминание. — Тогда тоже казалось, будто вся. земля пропитана кровью.
— Точно! И это как-то связано с незнакомой нам пока королевой Тси-Сгили, которая сразу после этого примется колдовать.
— Да кто она такая, эта самая Тси-Пси… Как ее там?
— Это имя мне знакомо… Кажется это на языке чероки… Интересно, если…
Я ахнула и замолчала, пораженная ужасной догадкой. Я вдруг поняла, почему меня так беспокоил этот почерк!
— Что? — Афродита села и, оторвав от лица полотенце, вперилась в меня перепуганным красным взглядом. — Что там еще?
— Почерк… — произнесла я помертвевшими губами. — Это почерк моей бабушки!
— Почерк твоей бабушки? — переспросила Афродита. — Ты уверена?
— Абсолютно.
— Но это невозможно! Я записала эту бредятину всего несколько минут назад.
— Знаешь, мы с Дарием практически перенеслись сюда через транспортатор. Преобразовались в энергию — и опа! — уже у тебя. Говорят, такое на самом деле невозможно, но у нас получилось.
— Я всегда говорила, что «Звездный путь» смотрят одни придурки!
— Но ты же узнала, откуда транспортатор? Значит, сама придурочная! — торжествуя, подловила я Афродиту.
— Понимаю, как бы тебе этого хотелось, но опять мимо. Просто Никс наказала меня придурочными друзьями.
— Ладно, проехали! Я убеждена, что это почерк моей бабушки. Кстати, у меня в комнате есть ее письмо. Сейчас сбегаю, принесу. Вдруг ты права… — я выразительно подняла брови и добавила: — …и мне только кажется, что он похож. — И уже шагнула к двери, но на пороге остановилась и сунула листок Афродите под нос. — Скажи, это твой почерк?
Афродита устало взяла из моих рук листок и несколько раз моргнула, чтобы прояснить взгляд. Потом лицо ее исказилось, и я поняла, что она скажет еще до того, как она открыла рот.
— Нет, черт возьми! Это ни разу не мой почерк!
— Я мигом!
Стараясь не задумываться над тем, что происходит, я рванула по коридору и пинком распахнула дверь в свою комнату. Недовольная Нала встретила меня возмущенным «ми-и-уф», давая понять, что даже мне не дано права нарушать ее царственный сон.