Богиня весны | Страница: 74

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Гадес проследил за ее взглядом. Тьма Тартара выползала на берег Флегетона. Щупальца тьмы уже почти добрались до Персефоны, обрисовав чернильное кольцо на земле вокруг нее.

Темный бог разъярился. Быстро наклонившись, он узлом завязал порванную цепочку на шее неподвижной богини. Аметистовый нарцисс засветился. Потом Гадес вскинул руки — и воздух вокруг него завертелся. Голосом, полным гнева и любви, он приказал ползучей тьме:

— Прочь! Ты не вправе касаться богини!

Черные щупальца дрогнули, но не отступили от Персефоны.

— Я Гадес, владыка умерших, и я приказываю вам! Не смейте касаться ее! — проревел бог, бросая всю свою грозную силу на злобные пальцы тьмы.

Тьма отступила и с шипением уползла, как вор, скрывающийся в ночи.

Гадес упал на колени возле Персефоны. Схватив ее за плечи, он повернул бессильное тело и заглянул в лицо богини.

— Персефона!

Она не ответила. Ее немигающий взгляд все так же устремлялся в темноту за огненной рекой. Лицо Персефоны заливала смертельная бледность, кожа была холодной. Дышала она судорожно, как будто ей трудно было втягивать в себя воздух.

— Все прошло! Тьма не дотянется до тебя. Посмотри на меня, Персефона!

Но она не осознавала его присутствия.

— Персефона! Услышь меня! — Он встряхнул ее так, что голова богини дернулась, и Цербер жалобно заскулил.

Наконец губы богини шевельнулись.

— Ну же! Скажи что-нибудь! — закричал Гадес.

— Слишком много ошибок. Я не могу... — Голос богини сорвался, она не договорила.

— Чего ты не можешь? — настойчиво спросил Гадес, еще раз встряхивая ее.

— Не могу найти свой путь. Мое тело не здесь. Я исчезла.

Пустота в ее голосе испугала Гадеса. Лицо Персефоны было неживым. Глаза остекленели. Та Персефона, которую он знал, исчезла. С ним из ее тела как будто говорило эхо ее души.

И вдруг все перестало иметь значение, кроме одного: вернуть ее. Гадесу стало безразлично, думает ли богиня о нем лишь как о части задания, полученного от матери. Наплевать, был ли Аполлон ее любовником. Неважно, что она собиралась его покинуть. Ему нужно было только одно: чтобы Персефона снова стала собой.

Он обхватил ладонями ее холодное лицо.

— Твой путь здесь. Ты должна вернуться к тем, кто любит тебя.

Персефона моргнула.

— Вернись к нам, любимая. Вернись ко мне.

Она глубоко вздохнула, и Гадес увидел, как ее рука поднялась к груди и сжала светящийся аметистовый цветок. Потом богиня моргнула еще раз и попыталась сосредоточиться на лице темного бога.

— Гадес? — хрипло спросила она.

Словно опьянев от облегчения, он подхватил ее на руки.

— Да, любимая. Это Гадес, глупый, надменный бог, который любит тебя.

— Унеси меня отсюда, — всхлипнула Персефона и прижалась лицом к его плечу.

Глава 24

Призрачные женщины молча наблюдали, как владыка умерших нес их богиню во дворец. Хотя лицо бога было мрачным, Персефона крепко обнимала его за широкие плечи, уткнувшись носом в шею. По толпе духов пробежал облегченный шепоток. Персефона придет в себя. Любовь темного бога поможет ей. Голоса умерших шелестели, как ветер в ветвях ивы, когда призраки постепенно расходились, покидая дворцовые сады.

— Эвридика! — взревел Гадес, входя во дворец. Бледная девушка мгновенно возникла перед ним вместе с Яписом. — Приготовь ванну для богини. Погорячее.

— Да, господин, — кивнула Эвридика и тут же исчезла.

Япис пошел рядом с темным богом.

— Что я могу сделать?

— Отправляйся к Бахусу. Скажи ему, мне нужно самое сильнодействующее вино. Такое, которое может успокоить душу богини.

— Сделаю, господин. — Но прежде чем отправиться выполнять приказ, Япис коснулся лба Персефоны. — Поправляйся, богиня, — прошептал он и испарился.

Гадес быстро донес Персефону до ее покоев. Душистый пар уже наполнял ванную комнату, и Гадес вошел во влажный туман, где хлопотала Эвридика, доставая с полок пушистые полотенца и выбирая мягкие губки.

Рядом с зеркальной стеной ванной комнаты стояло просторное кресло. Гадес с неохотой опустил в него Персефону. Ее руки безжизненно соскользнули с его плеч. Богиня сидела неподвижно, с закрытыми глазами. Гадес опустился перед ней на колени.

— Персефона, ты уже дома, — сказал он.

По телу богини пробежала легкая дрожь.

— Любимая, ты меня слышишь?

Персефона открыла глаза и посмотрела на него.

— Я тебя слышу, — произнесла она.

— Ты знаешь, где находишься?

— Я в твоем дворце.

— Верно. — Он ободряюще улыбнулся, стараясь не замечать неживого тона ее голоса.

В комнате возник Япис. В одной руке он держал хрустальную бутыль с вином рубинового цвета, в другой — хрустальный же бокал. Даймон наполнил бокал, и по ванной комнате поплыл опьяняющий аромат. Это была смесь запахов спелого винограда, медовых трав, зрелой пшеницы и летней ночи в полнолуние.

Япис подал бокал Персефоне.

— Выпей, богиня. Оно тебя оживит.

Персефона попыталась взять бокал, но ее рука так сильно дрожала, что бокал едва не упал. Гадес положил пальцы на руку богини, помогая донести вино до губ. Персефона сделала большой глоток. Магия вина бессмертных подействовала почти мгновенно, согревая ее. Вскоре дрожь в руках богини утихла настолько, что она смогла удержать бокал без помощи Гадеса.

— А теперь уходите, — приказала Эвридика, беря дело в свои руки. — Богине нужно искупаться.

Гадес встал, но не спешил покинуть ванную комнату.

— Мой господин, я позову тебя, как только будет можно, — пообещала Эвридика.

Но Гадес все еще колебался.

— Персефона, я буду неподалеку.

Богиня посмотрела на него.

— Не стрит тревожиться. Я уже вернулась, — сказала она.

И хотя ее голос звучал все так же невыразительно, Гадес кивнул, и они с Яписом вышли из ванной.

Гадес шагал взад-вперед по коридору перед покоями богини. Сколько времени нужно, чтобы искупаться? Эта девушка вообще когда-нибудь позовет его? Ему хотелось ворваться в спальню богини и приказать Эвридике убираться подальше. А потом он заставит Персефону выслушать его. Она должна услышать его извинения. Он глупый, неопытный в любви, ревнивый бог. Гадес вздохнул. Она ведь его знает. Нетрудно будет объяснить ей, почему он совершил такую ужасную ошибку.

Дверь спальни открылась, в коридор вышла Эвридика. И осторожно закрыла дверь за собой.