Сверху нам было видно, что люди внизу все еще кишмя кишат. Они сбивались в построенных из обломков городах – наверняка те, кого катастрофа выгнала с запада страны. Я представил себе эту жизнь, непрестанную войну, битвы стенка на стенку за поле турнепса или ящик консервов.
И я почти не сомневался, что они едят друг друга. В конце концов, если вам придется выбирать между каннибализмом медленной голодной смертью, вы можете за себя ручаться?
От иллюминатора меня отвлек Иисус, слегка похлопав по плечу. Он спросил со своим мягким ливерпульским акцентом:
– Все в порядке, Рик?
– Да, спасибо.
– Шоколадку хочешь?
Он протянул мне плитку с наполовину отогнутой фольгой.
Это трудно было уложить в голове. Я на трехкилометровой высоте, мне предлагают шоколад. Внизу на земле миллионы мрут от голода или забивают друг друга на мясо.
Я мрачно улыбнулся и отломил кусок.
– Извини, Рик, – улыбнулся он той самой благожелательной улыбкой Иисуса, – что там такое вышло с Кейт?
– С Кейт? Ничего. А что такое?
– Почему она полетела другим самолетом?
– А, она сказала, что хочет составить компанию Синди. Я думаю, что у них просто девичий треп.
– А, понимаю. – Он огладил окладистую бороду, улыбнулся. – Я боялся, что влюбленные слегка поссорились… Еще шоколадку?
– Нет, спасибо.
На этот раз меня уже не настолько поразила странность ситуации. Обычный приятельский разговор. Но, я думаю, Иисус уже тогда составлял планы.
Мы с Кейт в это утро точно не ссорились. Мы рано проснулись, Кейт поцеловала меня в губы, потом скользнула головой под простыню. Она целовала меня в грудь, в живот, ее губы охватили мой конец.
И тут в дело вступил язык.
Это было чудесно… непередаваемо чудесно.
Следующее, что я помню – Кейт лежит на спине, я сверху, и вдавливаю себя в нее. Она ахает, чуть впиваясь ногтями мне в спину, и ее руки соскальзывают вниз, к моим ягодицам.
Я в самолете закрыл глаза, вспоминая.
Как пылало ее лицо. Мерная нота двигателей повторяла звук, который должен слышать зародыш в матке: биение сердца матери и ток крови по артериям, через плаценту, в сам эмбрион, свернувшийся во чреве. Гипнотический эффект этой музыки усыплял.
Я увидел глядящую на меня Кейт. Ее зеленые глаза встретились с моими, и вдруг я понял, что она стоит в море крови. Оно пенилось вокруг Кейт, алые волны хлестали ей в спину, заплескивали красными мазками лицо. Я тянулся к ней, она выгнулась ко мне, но не могла достать.
Она звала и звала меня, пытаясь пробиться ближе, но что-то держало ее – не знаю, были то удары этих красных волн или что-то внизу. Кровавое море медленно поднималось: ей стало по грудь, по плечи, по шею, пена ее волос слиплась в крысиные хвосты цвета ржавчины. Я пытался схватить ее за руки.
И не мог.
И тогда понял.
Я ее теряю.
Как потерял Кэролайн.
Кровавое море унесет от меня Кейт.
* * *
Когда я открыл глаза, Говард из кабины крикнул:
– Дамы и господа, просим всех стиснуть зубы. Идем на посадку.
Я протер глаза, выглянул в иллюминатор. Внизу была пустошь Фаунтен-Мур. Вот расщелина в холме, вот ряды палаток, жилка ручья, как серебряный след улитки.
Вереск ушел назад, поля среди скальных стен, группы деревьев, замелькала трава…
Бам.
Сели.
Я повернулся к Иисусу.
– Милости просим к нашему шалашу. Только боюсь, обстановка покажется тебе более спартанской, чем ты привык.
– Не беда, Рик, – ответил он. – Через пару дней все будем на корабле.
И улыбнулся фирменной улыбкой Иисуса – лучезарная благожелательность.
* * *
Даже странно, как холодно оказалось на севере. Земля смерзлась до твердости бетона, будто в компенсацию подползающих горячих полос.
Стивен времени не терял. Пятеро наших людей и четверо из племени Иисуса уже ждали самолетов, чтобы лететь к побережью.
Помогая разгружать припасы, которые мы привезли, я глядел в небо, высматривая “сессну”, на которой в Фаунтен-Мур летела Кейт.
– Не волнуйся, Кеннеди, – хлопнул меня по плечу Говард. – Они просто медленнее летят.
– Ты уверен, что ничего не случилось?
– Уверен. Перед приземлением я говорил с Синди по рации. Они попали над Ньюарком во встречный ветер, но все равно идут хорошо.
– Кажется, мой брат набрал тебе еще одну группу пассажиров до Уитби. Я мог бы попросить его задержать рейсы до завтра.
Говард устало улыбнулся:
– Ты хочешь сказать, что я не справлюсь, старик?
– У тебя усталый вид. У Синди тоже. Ты созрел для отдыха, как ты думаешь?
Он кивнул.
– Как говорит пословица, в могиле отдохнем. – Лицо его помрачнело, будто перед ним мелькнуло будущее. Но он встряхнулся, снова хлопнул меня по плечу и попытался изобразить жизнерадостность. – Ты за меня не волнуйся, Рик. Еще десять рейсов – и мы все на корабле. И тогда – счастливого пути. – Он шутливо ухватил меня за ухо. – Ладно, тащи все эти мешки у меня из кабины, а я буду готовить малышку к полету на море. Эй, Бен, кати сюда бочку с горючим!
Он ушел, раздавая приказы. У меня сердце защемило, когда я посмотрел ему вслед. Он всегда был таким крепко сложенным, с квадратными плечами, круглолицым, с массивными руками. Сейчас казалось, что плечи у него болезненно сузились, глаза ввалились от изнеможения. Как у полумертвого.
Вываливая мешки с рисом на полосу, откуда наши ребята потащат их на спинах в лагерь, я увидел Дина Скилтона и еще двоих ребят с тележкой – такой, как у железнодорожных носильщиков. На тележке лежала пара железных бочек с авиационным горючим.
– Вторая тележка загнулась, – сообщил Дин Говарду. – Тебе нужна еще одна бочка?
– Сегодня будет нужна, Дин. Когда сможете принести?
– Вернемся в лагерь и притащим. – Дин с виду выдохся не меньше Говарда. Только по Дину и ребятам было видно, что тут дело еще и в нехватке еды. Одежда висела на них мешками. Из воротников торчали тощие шеи, как у стариков, а не у ребят чуть за двадцать.
– Дин! – позвал я. – Не забыл старого друга Рика Кеннеди?
– Рик, привет! Как жизнь, старик? – Он явно обрадовался, увидев меня. Усталые глаза зажглись. – Я слышал, вы с Кейт заженихались.
– Ага, – застенчиво улыбнулся я. – Тебя не обманули. Слушай, что у тебя с губой?
– Это? Так, родинка для красоты. – Он тронул язву на верхней губе. – Ты разве не заметил, что они теперь у всех есть?