Он отвел Инге в гостиную, усадил у окна и, включив радио, пошел в ванную бриться. Побрившись, Петер повязал галстук, надел кобуру с пистолетом «вальтер», на кухне стоя съел три куска черного хлеба — масло он берег для Инге.
Сиделка, которая присматривала за Инге, должна была прийти в восемь, но появилась только в восемь пятнадцать, и Петер вышел из дому с опозданием. Он вскочил в трамвай и скоро сошел около полицейского управления.
Петера приветствовала его помощница, Тильде Йесперсен. Это была молодая женщина, вдова полицейского, не уступавшая в уме и сообразительности ни одному из коллег-мужчин. Петер часто использовал ее для слежки, поскольку женщины реже вызывают подозрение. Она была довольно миловидна: голубоглазая, кудрявая блондинка с аппетитной фигуркой.
— Трамвая долго не было? — участливо спросила она.
— Да нет. Сиделка Инге опоздала на пятнадцать минут. Что тут происходит?
— Генерал Браун у Юэля. Они хотят тебя видеть.
Вот уж не повезло: Браун пришел именно в тот день, когда Петер опоздал. Он поспешил в кабинет Юэля.
Юэль из уважения к Брауну говорил по-немецки:
— Где вы пропадаете, Флемминг? Мы вас заждались.
— Приношу свои извинения, — тоже по-немецки ответил Петер.
На генерале Брауне была безукоризненно отутюженная форма, до блеска начищенные сапоги, на бедре — кобура.
— Взгляните, господин Флемминг, — сказал он.
На столе Юэля лежало несколько газет, и все они были раскрыты на том месте, где писалось о нехватке масла в Дании. Статьи об этом напечатали и торонтская «Глоб», и вашингтонская «Пост», и лос-анджелесская «Таймс». Тут же лежал номер «Реальности», из которого было перепечатано это известие.
— Нам известно большинство сотрудников этой газеты, — сказал Юэль. — Я бы предпочел пока их не трогать, но и не выпускать из виду. Если они пойдут на что-то серьезное, например взорвут мост, мы будем знать, кого арестовать.
— Это было бы уместно, если бы их деятельность затрагивала только Данию, — сказал Браун. — Но эта история обошла весь мир! Берлин негодует.
Петер наконец дождался своего часа.
— Я уже работаю над этим, — сказал он. — Газеты получили статью через стокгольмское отделение Рейтер. Я полагаю, что «Реальность» нелегально переправляют в Швецию.
— Интересная новость. И как же это делается?
— У меня есть одна наводка. Мой приятель, полицейский из Стокгольма, заходил в контору телеграфного агентства, неформально побеседовал со служащими. Он считает, что газету доставляют на самолете «Люфтганзы».
Браун возбужденно закивал:
— Так, значит, обыскав каждого садящегося на борт пассажира, у одного из них мы наверняка обнаружим последний номер. Сегодня этот рейс есть?
— Да, через несколько часов.
— Тогда — за дело!
— Когда ваша команда будет готова к выезду, позвоните мне, — бросил Браун и вышел.
— Что ж, вы неплохо поработали, — сказал Юэль Петеру. — Но я бы предпочел, чтобы вы, прежде чем рассказывать об этом Брауну, ввели в курс дела меня.
— Примите мои извинения, господин старший инспектор.
— Они приняты. Собирайте отряд, отправляйтесь в аэропорт и позвоните мне, когда пассажиры будут готовы к посадке.
Из кабинета Юэля Петер направился к Тильде.
— Сегодня устраиваем проверку в аэропорту, — сказал он. — Я беру с собой Бента Конрада, Йохана Дреслера и Кнута Эллегарда. Я бы хотел, чтоб и ты поехала — может, придется обыскивать женщин.
— Разумеется.
Петер шагнул к двери:
— Я еду вперед.
На подъезде к аэропорту Каструп его охватило беспокойство. А что, если сегодня он ничего не найдет? Подпольщики могли узнать о проверке и изменить канал доставки.
Аэропорт состоял из нескольких одноэтажных зданий и одной взлетной полосы. Петер поставил машину перед зданием, где располагался кабинет Кристиана Варде, начальника аэропорта. Войдя, Петер предъявил удостоверение.
— Сегодня рейс на Стокгольм пройдет спецпроверку, — сказал он Варде. — С разрешения генерала Брауна. Прошу вас никого об этом не предупреждать. У вас есть список пассажиров?
Варде протянул Петеру лист бумаги. Там было четыре имени: трое датчан — двое мужчин и женщина — и немец.
— Свяжитесь с пилотом и предупредите, чтобы сегодня в Каструпе пассажиров не высаживали, — сказал Петер.
— Будет сделано.
— Где сейчас пассажиры?
— Должно быть, проходят регистрацию.
— Не грузите их багаж в самолет, пока его не досмотрят. Что-нибудь еще в самолет грузят?
— Кофе и бутерброды для полета. И, разумеется, заправляют машину.
— Еду и напитки будем проверять. За заправкой проследит один из моих людей.
— Хорошо.
Варде ушел отправлять сообщение пилоту.
Когда пассажиры прошли регистрацию, Петер позвонил Юэ-лю и сказал, что к проверке все готово.
Он выглянул в окно. Трехмоторный «юнкерс» приземлился и выруливал к зданию аэровокзала. Дверца открылась, из машины выкинули башмаки, которые на земле подставляли под колеса шасси.
Немецкий полковник, два датских бизнесмена и седовласая дама, ожидавшие посадки, сидели в кабинете Варде.
Юэль и Браун прибыли с четырьмя следователями, которых выбрал Петер. Тильде обыскала даму в соседней комнате, а троих мужчин попросили снять верхнюю одежду прямо в кабинете. Браун обыскал полковника, а сержант Конрад — датчан. Ничего предосудительного обнаружено не было.
Пассажирам разрешили перейти в зал вылета, но садиться в самолет не позволили. Их багаж выставили снаружи. Петер под наблюдением Юэля и Брауна осмотрел чемоданы. И снова — ничего подозрительного.
Петер достал из кармана перочинный нож, вспорол шелковую подкладку дорогого кожаного чемодана пожилой дамы и просунул руку внутрь. То же он проделал с чемоданами бизнесменов. Вспорол зашитый вещмешок полковника — опять ничего. Юэль, Браун и следователи не сводили с него глаз.
— Возможно, ваша информация была неверной, — сказал равнодушно Юэль.
Но Петер еще не закончил.
— Мне нужно осмотреть еду.
Петеру подвезли тележку, на которой стояли поднос с бутербродами и несколько кофейников. Он открыл каждый кофейник, вылил кофе. Перебрал все бутерброды. Но, к своему ужасу, и там ничего не обнаружил. Со злости он схватил поднос и вывалил бутерброды на землю.
— Начинайте заправку, — велел он. — Я прослежу.
К «юнкерсу» подогнали цистерну.
— Пусть пассажиры садятся, — сказал, войдя в аэровокзал, Петер. Такого унижения он еще никогда не испытывал.